Не дай ему разлучить нас (СИ)

Раз, два. Удар молотка по дереву. Ещё удар, и еще один гвоздь без труда входит в податливую древесину. Это последний. Крышка надежно прибита, я не выберусь. Глухой удар гроба об сырую землю - меня опустили в свежевырытую могилу. Мою могилу. Я ничего не вижу. Слышать - вот мой единственный выход. И я слышу рыдания матери, переходящие в стоны раненной волчицы. Слышу их так громко, будто она стонет прямо перед моим лицом, а не на высоте нескольких метров. Странно, но они меня совершенно не трогают. Эта женщина после смерти отца вызывала у меня презрение, смешанное с жалостью, она сдалась, бросила нас. И даже сейчас она не может сдержать своих стонов. Хочется встать, дать ей пощечину и крикнуть в лицо, чтобы та собрала остатки своего сознания и держалась ради Прим. Я уверена, что она тоже наверху, прижалась к матери и беззвучно сотрясается в рыданиях. Не люблю слезы. Это проявление слабости, а мой утенок должен быть сильным. Хочется обнять ее, сказать, что все хорошо, но я не могу кричать, не могу двигаться, не могу видеть, но я чувствую запах. Запах сырой земли и древесины. Он для меня не нов. Я любила лес, я ходила туда после дождя. Этот запах напоминает мне о тех временах, когда я была еще свободна. Этот запах успокаивает, как бы это странно не звучало, но я спокойно приму это. Я спокойна, я мертва. Плачь матери. Первая горсть земли, а за ней ещё и ещё. Меня закапывают. Я знаю, как это будет. Через несколько минут у меня начнется паника, дыхание участится, легкие начнут вбирать в себя с каждым разом все больше и больше кислорода, выпуская наружу углекислый газ. Но пока я спокойна.

Сколько я здесь? Может минуту, а может и час. Игра слишком затянулась. Надо выбираться, но почему-то я не предприняла попыток сделать этого раньше. До того, как меня закопали заживо в заколоченном гробу. Почему?

Все очень просто - я умерла. Но я все чувствую. Это не справедливо. Почему все так? Я думала, что меня ждет спокойствие и умиротворение, а не потные ладони на глубине нескольких метров под землей. А где же небеса и ангелы с золотистыми крыльями? Что я должна сделать?

Вдох. Выдох.

Панические атаки. Нет, стоп, спокойствие. Да какое к черту спокойствие, я погребена заживо. Или все-таки нет?

Вдох. Выдох.

Дышать становиться все труднее и труднее. Кислорода почти не осталось. Я трогаю гроб руками, ладони беспомощно скользят по гладко отшлифованной поверхности.

«Смирись».

В висках стучит отчаянная мысль . Да, это конец. И тут я чувствую резкую боль. Да, я чувствую. Она все сильнее и сильнее. Я дергаюсь в конвульсиях, прося остановить этот ад. И тут я заметила, как холодные гладкие стены сменяются чем-то приятным на ощупь.

Открываю глаза, тяжело дыша. Яркий свет ударяет в глаза, здесь прохладно и пахнет… розами. Резко сажусь, но боль снова охватывает мое изнеможенное тело. Боль - моя верная подруга. Не предаст и, видимо, уже никогда не покинет. Из меня вырывается нервный смешок. Руки автоматически тянуться к животу, но что-то нет так.

Пустота.

Нет, Господи, нет. Я беспомощно шарю руками по животу. Он не посмеет отнять у меня его. Мой ребенок. Но уже поздно, я опустошена, как морально, так и физически. Поджимаю ноги к животу и рыдаю, вою, скулю.

- Ну, полно, Мисс Эвердин, как много сожаления. Неужели вы действительно так расстроены? - он осматривает меня с ног до головы, скрестив руки в замок.

- Старая сволочь, - выплевываю я сквозь слезы, сотрясаясь всем телом.

Как же я ненавижу этого человека. Нет, это даже не человек. У него нет души, нет сердца.

- Я думаю, вы должны быть мне благодарны, - он растягивает каждое слово, смакуя его на языке. Его слова, словно яд, впрыскиваются мне в кровь.

- Ребенок – это обуза, - я резко вздрагиваю и оборачиваюсь. Мерзкий старик сидит напротив и смотрит на меня. Внимательно, изучающим взглядом. Кажется, упиваясь моей болью и беспомощностью. Он встает, поправляя белые манжеты, и направляется к двери. То ли, передумав, то ли забыв что-то, он останавливается, и, не оборачиваясь, произносит. Громко, властно.

- Это обуза для Пита. И вы тоже. От вас нужно избавится. И я на полпути к этому. Осталась самая малость, - мои губы дрожат, а ладони беспомощно сжимают простыню.

- Отдыхайте, Мисс Эвердин, - он выходит, оставляя после себя пустоту.

Боли нет, как и слез. Я просто лежу, свернувшись калачиком. Я никогда не хотела становиться матерью, но потерять свое неродившееся дитя… это больно. Даже для такой, как я. Черствой и сухой, недостойной стать матерью и быть любимой.