– Так может в первый день и разделили всё между собой соседи. Уверен, шкатулку со старинными драгоценностями тебе не найти.
– Какие «драгоценности»? Тут ремонта на хороший счёт…
Я чесал затылок, прикидывая в уме, хватит ли денег, что сумел отложить на покупку новой машины.
– Ты чего? – Мишка толкнул меня в бок. – Не вздумай отказываться или продавать! Мы тут такие шашлыки по выходным мутить сможем. Речка в трёх метрах, сады, огороды – это же рай для измученных столичным смогом лёгких. – Он подмигнул, хлопая опушенным рыжими ресницами глазом. – Тёлки, пиво, потанцуем. С ремонтом поможем, не ссы! Да и кому его тут продашь? Глухомань полная. Лес кругом. И не скажешь, что всего в ста с лишним километрах от столицы, больше на скит похоже заброшенный.
Мишка огляделся вокруг, выискивая взглядом тех, кто мог указать направление к деревенскому кладбищу.
– О, сейчас узнаем у первого встречного дорогу, скажем «привет» и «прощай» на могилке и рванём назад, не то в такие пробки встрянем, что попадём домой в глубокой ночи.
Первым встречным оказался пьянчуга, сидевший прямо на земле, прислонившись спиной к покосившемуся забору. Он с удивлением и долей надежды уставился на двух незнакомцев, пытающихся выведать у него, где находится кладбище.
– С какой целью интересуетесь? – Забулдыга громко икнул и продолжил, желая вытянуть из городских пижонов как можно большее вознаграждение: – Грабить могилы предков приехали или трупы сокрыть от правосудия?
– Ты что балаболишь, идиот? Допился до чёртиков? – Мишка склонился над окутанным облаком винных амбре борцом за нравственность и правопорядок. – Родственницы могилку нам нужно найти. Умерла недавно у вас баба Дуся, в доме напротив жила. Знаешь такую?
Громкий «ик» и испуганный взгляд, брошенный через дорогу, говорили о том, что знает.
– Сам ты чёрт! Или дружишь с ним, раз приехал проститься с ведьмой!
– Что ты мелишь? – вступил я в разговор. – Какие «ведьмы»? Вы что, спятили тут все? Какой век на дворе, забыли? Инквизиции и костров нет давно.
– Не скажи… – Одутловатое лицо пьянчуги вытянулось. – Видел бы ты то, что я, – изменил бы мнение.
– Чего ты видел такого, что при воспоминании подбородок дрожит, ссыкло? – Мишка громко рассмеялся.
– Посмотрел бы я на тебя… – Мужчина замолчал и отвернулся, выказывая полное нежелание общаться с теми, кто не верит его словам.
Я вспомнил о нескольких бутылках пива в багажнике.
– Не обижайся. Как тебя звать? Меня Андрей. Похмелиться хочешь?
– Хочу! – моментально отреагировал пьянчуга, вызвав новый приступ смеха моего друга. – Аркадий меня зовут.
Я отправил Мишку за пивом, а сам продолжил расспрос.
– Что же ты видел, Аркадий?
– Слишком многое. Оказался не там и не в то время, и за это могу ответить, если что…
Он снова замолчал. Я начинал нервничать. Желание поскорее убраться из деревни росло с каждой минутой.
– Давай без загадок. Я никого и ничего тут не знаю, а значит, и сказать никому не смогу, не бойся.
– А я не людей боюсь.
– А кого же?
– Того, кто за ними стоит.
Мужчина опустил взгляд в землю, и вовремя, иначе заметил бы появившуюся на моём лице усмешку.
– Ты за полоумного дурочка меня не принимай. Я, между прочим, сын учительницы, так что книжек в детстве достаточно прочёл. Юность, правда, не задалась. Любовь безответная, так сказать сломала жизненные планы…
Аркадий махнул рукой, не заметив в моих глазах желания выслушивать печальную историю, и, поправив полы изрядно мятого пиджака, продолжил отвечать:
– Пожар тут у нас был на соседней улице больше года назад. Дом Кирюхиных сгорел вместе с жильцами. Так вот я свидетелем был. Не по собственной воле, конечно. Заснул пьяный возле забора ихнего. – Он почесал затянутый щетиной подбородок, словно вспоминая картинку из прошлого или решая, говорить ли правду. – Хорошо дом горел, надо сказать. Сразу с нескольких сторон занялся, как будто пламя враз во всех углах из земли возникло.
– Из земли? Такого не бывает. Разве что дом стоял на месте нефтяной скважины…
– А я что говорю, – перебил Аркадий. – Сам немало удивился, протрезвел даже. Через забор перепрыгнул, бросился к окнам, хотел выбить, хозяев разбудить, но не тут-то было. Огонь ветром раздуло на глазах, по окнам пламенем полоснуло так, что еле отпрыгнуть в сторону успел, будто знал он, что я хочу людей из беды вызволить, и не дал…
– Кто «он»? – Я с трудом разбирал слова бормотания свидетеля пожара.
– Огонь, кто! Что тут непонятного?
– Живое пламя?
– Вот! – Аркадий ткнул в меня пальцем. – О чём и говорю-то! Живое, но только не мужиком был огонь, а бабой!
– Ну, ты даёшь! То он, то она. – Я хохотнул, чем обидел рассказчика.
Тот ненадолго замолк, опустив голову. Я не стал торопить, давая время обдумать слова, а не молоть чушь несусветную, но Аркадий продолжил, настаивая на правдивости собственных слов.
– Не хочешь –
не верь, только языки пламени напоминали силуэт женский, и смех я слышал. – Он, вскинув взгляд, перешёл на шёпот. – Тебе не понравится, чей… Бабки твоей, что умерла через полгода после пожара!