Возможно, ведьма даже любила мальчишку. По-своему.
Не стала осушать его, даже в своей безумной тяге защитить и спасти собственное дитя.
Чуть в стороне я заметил черный дымный кокон, и, осторожно приблизившись, задержал дыхание, рассматривая могучие крылья ворона, укрывающего разметавшуюся на земле Илву. Ее волосы сильно обгорели — остались только короткие белые прядки, все руки были в глубоких порезах и мелких царапинах, а на скуле наливался темнотой здоровенный синяк.
Ворон приподнял массивную голову и ткнулся в мою ладонь. Дым заклубился, поднялся над девчонкой, слился со мной, вошел в тело с воздухом, с каждым крошечным вдохом.
Внутри будто что-то щелкнуло, встал на место последний кусочек пазла, который я пытался сложить добрый десяток лет. Впервые за долгое время я будто снова стал… цельным. Самим собой.
Опустившись на колени возле Илвы, я осторожно коснулся пальцами ее лица, приподнял, чтобы прижать к себе, почувствовать, что девочка дышит, что она ворочается и пытается оттолкнуть меня.
— Малышка, это я, — прошептал и прижался губами к влажному от пота виску.
— Альва? — пробормотала она и приоткрыла глаза. Зеленые, лучистые и полные затаенного страха и теней.
Я не удержался от короткого смешка.
— Живой твой ненаглядный братец. Мордой в снегу на краю поляны валяется.
***
Мы вернулись на то самое место, откуда и начинали свое путешествие. Туда, где выйти из владений ведьмы было проще всего. Я не решился подпитываться от Илвы — слишком девочка была измучена и слаба, так что пришлось справляться своими силами, которых осталось разве что на два огненных плевка.
Альва так и не пришел в себя, хотя какая-то черная дрянь не останавливаясь текла из его глаз и рта. Со смертью ведьмы весь ее дурман стал бесполезен, и тело медленно, но верно избавлялось от него. Впрочем, я не мог сказать, когда парень очнется.
Мир за границей темного леса казался непривычно ярким, игрушечным и нереальным. Дом Илвы стоял такой же, каким мы его и оставили, разве что крыльцо так сильно замело снегом, что его было совсем не видно.
Русалка затащила Альву в дом и стала совсем по-человечески хлопотать по хозяйству. Растопила очаг, натаскала воды, а я согрел ее простым заклинанием.
Вымыв Альву, мы уложили его в постель и закутали в одеяло. Парнишку била крупная дрожь, а с губ срывался горячечный бред. Русалка не отходила от него далеко, а когда мальчишке стало совсем худо — забралась к нему и оплела руками и ногами, тихо мурлыкая и отдавая все свое тепло. Иногда я видел, как она бегала к очагу, следила за пламенем, а через час — скрылась в лесу.
Ушла охотиться.
Осторожно раздев Илву, я опустил ее в исходящую паром воду. Стянув куртку, я закатал рукава свитера и осмотрелся по сторонам. Взял брусок травяного мыла и принялся осторожно оттирать гарь, намылил опаленные волосы.
Представлял, как Илва будет жалеть свои чудесные локоны, но они отрастут снова.
Обязательно.
Порезы и царапины я залечил последними крошками силы. Синяк на скуле побледнел и вскоре растворился, но я почувствовал себя так опустошенно, будто день и ночь без остановки сращивал раздробленные кости.
— Ты поправишься, вот увидишь, — бормотал я, осторожно обтирая хрупкое тело мягкой тряпкой. — Я поставлю тебя на ноги. Хочешь, останусь в городе, м? Сама же говорила, что тут нет приличного лекаря. Мы с тобой все преодолеем. И брата твоего выходим, а я покажу тебе все-все дороги, по которым успел пройти. Мы можем пойти, куда захочешь, ты только держись. Не оставляй меня, Илва, еще рано.
Девочка пошевелилась и приоткрыла глаза.
Наши взгляды встретились, и Илва дернулась, будто ее ударили. Поспешно прикрывая грудь ладонями, она сжалась в комочек и отвернулась.
— Илва, ты чего? — растерянно моргнув, я не сразу понял, какой смущающей была вся эта ситуация. В конце концов, я никогда не видел ее обнаженной, да и вообще — чужой человек для таких купаний…
Чужой человек…
Она неловко обернулась и нехотя подняла взгляд.
— Прости, я просто от неожиданности, — пролепетала малышка и потянулась к волосам. Не найдя привычных локонов, Илва замерла на месте, а потом в ее глазах вспыхнуло осознание: где она и почему она здесь. — Фолки… мы что, дома? Где Альва?!
— Тш-ш, успокойся, — я осторожно коснулся ее головы, поглаживая короткие прядки. — Он внизу, спит.
— С ним все хорошо?!
— Малышка, не сходи с ума! Твоего братишку лихорадит, но он должен избавиться от ведьминого дурмана. Этого стоило ожидать.
Илва судорожно вздохнула и, подтянув к груди острые коленки, уткнулась в них носом и тихо расплакалась. Худенькие плечики дрожали, а ее всхлипывания рвали мне душу.
— Илва, не плачь. Все же хорошо. Ты дома, и твой брат жив.
Поднявшись на ноги, я покачнулся, но успел ухватиться за дверной косяк.
— Полотно на табуретке рядом, — я не хотел оборачиваться, показывать, каким слабым стал, но чувствовал, что Илва пристально меня разглядывает. — Я исцелил твои раны, так что…