(Не) детские сказки: Жар-птица

Добромир же видел истину и едва в седле держался, когда дорога свернула в ущелье, где по камням мохнатые пауки ползли размером в доброго теленка.

«Если я отсюда вернусь, то точно никогда не стану бояться Гадона, прямо из штанов его вытрясу да посохом отцовским по голому заду перетяну, чтобы неповадно было!» - ругался мысленно Добромир, крепче поводья сжимая.

Темные тени за спиной сгущались, подбирались к нему, во что-то превращались, зловеще над головой вырастая. Меч хотелось выхватить да обернуться, разрубая все, что там есть, но он только зубами скрипел, видя, как по камням ползут раздутые слизни и пожирают нерасторопных пауков пастью с тремя рядами острых клыков.

Нить вдруг под ногами Булата оборвалась и тот встал, потоптавшись на месте. Впереди был горный тоннель, внутри которого мерцал свет, слишком низкий, чтобы проехать верхом. Пришлось Добромиру спешиться. Взял он повод, хотел повести Булата за собой, но тот заупрямился, дернул его обратно, еще и головой покачал, мол, не иди.

- Не могу. Должен я, - сказал Добромир. – Тебя могу оставить, да только как ты тут один?

Булат голову уронил и поплелся за хозяином следом в полную тьму.

Свет весь исчез, стоило сделать шаг. Под ногами что-то хрустело. Вокруг стонало, кричало, выло, а не видно было ничего, а Добромир шел, поводья сжимая, но даже стука копыт по камням не слышал, разве что собственные сапоги странно шуршали и хлюпали, будто то по соломе, то по грязи ступали, а потом свет резко ударил в глаза.

Добромир рукой от него прикрылся, моргнул и поразился.

Он стоял на каменной площади перед замком огромным, светлым со знаменами синими, но никого рядом не было, один Булат такой же растерянный.

Делать нечего, пошел Добромир к замку, по лестнице поднялся к огромной двери, взялся за кольцо в драконьей пасти из металла светлого, постучал им по растопыренным когтистым лапам. Звук вышел глухой и прерывистый. Эхом по замку раскатился, но никто не поспешил ответить.

Подождал Добромир, прислушался, на Булата обернулся, снова постучал, а дверь возьми и откройся перед ним сама. Скрипнула и приоткрылась. Он толкнуть ее хотел, а она вдруг распахнулась, словно не из тяжелого камня была, а из тонких досок да ветер легкий мог ее потрепать.

Шагнул Добромир в светлый холл, стал оглядываться. Точно дом заморских королей! Картины тканые на стене. Статуи атлетов, словно колонны потолок держат, а по крутой лестнице вниз неслось чудище!

Такое, что Добромир попятился. Пес огромный, трехголовый мчался вниз, ушами хлопая. Слюна с клыков метровых во все стороны летела.

- Прости меня, мама, за такую короткую жизнь, - прошептал Добромир, к самой лестнице пятясь.

Против такого монстра и меч не поможет, и тот при Булате остался.

Простился Добромир с жизнью, зажмурился, а тут голос громогласный раздался:

- Церба, стоять! – велел он.

Пес остановился, если он, конечно, был псом, и только самой слюнявой центральной мордой хлюпнул.

- Наш гость не намерен с тобой играть, - уже тише сказал тот голос, и хозяин его вышел на свет.

Кащеятус собственной персоной в черном сюртуке потрепал страшного зверя по подставленному уху и улыбнулся Добромиру странной зловещей и все же добродушной улыбкой с заметными клыками.

- Добро пожаловать в мой дом, царевич, - сказал он.

- Почем знаешь, кто я? – поразился Добромир.

- По крови твоей, по крови. Ты как раз к обеду. Разделишь со мной трапезу. Идем, а то скучно мне тут одному. Цербуша, иди, погуляй во дворе, только коня не трогай, он - не твоя забава.

Цербуша - громадина трехголовая метров пяти в холке - радостно поскакала во двор, повизгивая так, что горы дрожали.

Глава седьмая, в которой чудища мудростью своею делятся

Привел Кащеятус Добромира в другой зал.

Высокие окна в нем открывали вид на горную реку, что шустро бежала по склону, а черные птицы на камнях рядом с ней чинно чистили перья, раздували пушистые грудки и показывали ало-красный пух.

- Не удивляйся, что никогда не видел таких птиц, - сказал Кащеятус, проходя к столу. – И в легендах ты о таких не слыхал. Это мои птицы, личные.

Он сел за круглый стол, укрытый черной скатертью без вышивки, и указал Добромиру на одно из двух свободных мест.

Стол накрыт был на троих и, подойдя к нему, Добромир поморщился, опасаясь средь еды увидеть какую-нибудь гадость колдовскую, но пахло от стола привычной медовухой. Занял Добромир место и растерянно осмотрелся. Негоже ведь за еду с грязными руками приниматься.

Кащеятус усмехнулся, поднял подле себя с маленького блюда крышку, а там полотно мокрое свернутое лежит, взял он его и руки свои вытер, с интересом за гостем наблюдая.

Хмыкнул Добромир, тоже крышку поднял. У него такое же лежит, пожал он плечами, взял его, развернул, а оно само давай руку отчищать, словно без перчаток Добромир по лесу в бурю ехал, а не в зимнюю пору. До перстня на пальце дошла тряпица, тронула его и вспыхнула алым пламенем, да осыпалась пеплом.

Хмыкнул Кащеятус, да спрашивает:

- Как тебе с перстнем силы живется?

- Ох, простите, - спешно сказал Добромир, снял его и ахнул.