Не для прессы (СИ)

Когда я спустилась к ужину слезы иссякли, нервное возбуждение прошло и нервозность ушла, потрясения как и не бывало. Осталась тихая умиротворенная радость. Девушки просто волшебницы, они сделали из меня настоящую красавицу из растрёпанной бледной заплаканной беременной девушки. Я чувствовала в себе некоторую уверенность. Если уж сама королева решила поддержать меня, то какое я имею право хандрить и жалеть себя? Родители Крис причудливо рассадили всех за столом. Оказалось так, что я сидела подле Максона. Крисс посадили напротив него. Почему? Я даже не знаю. Забавное упущение или специально чья-то задумка, мне все рано. Я не могла не радоваться тому, что мы сидим рядом за столом. Максон повернулся ко мне поздороваться, и я увидела блеск в его глазах, мне стало спокойнее. Пусть он потом быстро повернулся к Крисс и продолжил беседу с Крисс, я знала, что он все еще помнит обо мне. Большего пока и не нужно. Ко всем прочим титулам Максона прибавился еще один – он отец моего будущего ребенка. Я улыбнулась, думая о нити, связывающей нас. Наша любовь теперь нечто большее, чем была прежде. За ужином я была немного рассеянной и съела совсем немного, но желудок не взбунтовал, и то хорошо. Я опустила руки на колени и стала слушать разговор мистера Эмберса и Максона. Совсем неожиданно теплая широкая ладонь под столом нашла мою, и накрыла ее. Никто не увидел этого, но я поняла этот знак. Максон крепче сжал мою ладонь, словно говоря «Я тут. Я с тобой. Я тебя не забыл».

========== Глава 11. Письма Кэтрин. ==========

Приподнятое настроение испарилось сразу же, как только с моей ладони исчезла ладонь Максона. Когда закончился обед, все прошли в гостиную, и там завязалась оживленная беседа на темы, которые мне непонятны. Сколько бы я ни храбрилась, присутствие духа меня очень быстро покинуло. Я слышала о чем они говорят, но не понимала. Это больше касалось Крисс и ее родителей, но уж никак не меня, а Максон, будучи всесторонне развитым, разбирался во многих областях. Мы с Крисс в свое время договорились «играть по-честному», но вот уже в первый день она начинает блефовать. Она дочь профессоров и сама по себе очень образована. Всем известно, что во время Отбора во дворце Максон восхищался ее умом. Она решила использовать это в свою пользу, тем самым выставляя ничтожеством меня. Я знаю лишь то, что нам преподавали во дворце. Дома я получила прекрасное образование, но оно музыкальное, не более того.

Точно так же как Крисс могла чувствовать себя чужой в моей семье, я чувствую себя чужой здесь и сейчас. С первых же часов пребывания здесь мне дали понять, что мне здесь не рады. Мне открыто не выказывали неприязнь и даже улыбались мне, но вежливость эта оказалась на редкость холодной. В лица родителей Крисс я видела, что они видят во мне вовсе не человека, а помеху счастью их единственной дочери. Мое присутствие лишний раз напоминает всем, что Отбор еще продолжается и Принц еще не сделал свой выбор. Теплый прием, который оказали мои родные Крисс и Селесте был забыт, и никто вовсе и не собирался вести себя со мной похожим образом. Холодная благовоспитанность и вежливость семейства Эмберс угнетает куда больше, чем открытая вражда Селесты. Пока они разговаривали о политике, истории и еще непонятно о чем, я сидела в стороне и все больше ощущала свою никчемность. С чего это я решила, что из меня выйдет хорошая принцесса? Когда я столько всего еще не знаю? Я слишком вспыльчива, импульсивна и категорична. Другое дело милая, воспитанная и образованная Крисс, с ровным, тихим характером.

Мистер Эмберс что-то сказал и все рассмеялись, в то время как я рассеянно заморгала, никто не обратил на меня внимания. Максон что-то шепнул на ухо Крисс, что та засмущалась и ласково улыбнулась в ответ. Мой взгляд, который я пыталась отвести в сторону, совершенно неожиданно упал на руку Максона на талии у Крисс. Это, в тот вечер, стало последней каплей. Я тихо встала ушла. Максон явно получал удовольствие находясь рядом с Крисс и вел себя так, словно меня и вовсе не было там.

Вернувшись в свою комнату, я забралась в постель и проревела весь вечер и ночь. Утром, обессилев, я уснула. В тот день я не выходила из комнаты вообще. Мои горничные приносили мне еду, поили успокоительными отварами, безвредными для ребенка, но хоть немного успокаивающими меня. Девушки то сидели со мной, то уходили, когда мне хотелось остаться одной.