– Бабуль, – заявил он. – Хватит нам уже тут лежать. Пойдем мы сегодня к мамке.
Ирма Семеновна удивилась, покачав головой:
– «Лежать». Что за словечки такие? Это мать с вами так разговаривает? Пропастина такая…
– Да нет, у нас токо папка лежит.
…Благодаря внукам, Ирма Семеновна узнала много интересного о собственном сыне. И лежит-спит то он буднями, и постоянно ворчит! И никогда домашку с детьми то не делает.
– У всех детей в нашей школе папы тоже приходят на собрания. А наш – нет.
– Ну правильно. Не мужское то дело, по всяким собраньям ходить! А что лежит, так не может такого быть! – принялась спорить с детьми женщина. – Он же тут у меня, в деревне вырос!
Однако задумалась.
Сына растила одна, по хозяйству Ирма всегда сама возилась. А что там, курей да свинтуса в сараюшке покормить, делов то. Копал сын только кажную осень картошку. В-общем, по воспоминаниям получается, лоботрясом рос. Так что внуки не врут. Но! Ежели собственному сыну не верить, то это что получается? Верить придется Зинке и науськанным ею детям? Как бы не так!
Глава 5
Верка скрылась в своей комнате вся заплаканная. Шпингалетом закрыла дверь. Так и мерила свои трусики-пеньюар перед зеркалом, промакивая их слезами.
Ой, как обидно то, что еще не вкусила толком любви, а уже приходится так страдать. Мать с отцом провели с ней беседу и вынесли свой окончательный вердикт: замуж за женатика позорного, а именно, Демида Ирминого, они ей не позволяют думать даже.
– А я пойду к нему и скажу: не для тебя моя роза цвела! – возмущалась мать. Отец ей поддакивал.
Отречься грозились. Все потому, что «Зинкин он». И там двое спиногрызов наросло уж. Так что нечего ей, уважаемой библиотекарше «путаться». Замуж хочется – так они быстро ей жениха найдут.
– Ы-ы-ы, – смахнула с носа слезу Вера. – За что? Вот за что мне так мучиться? Отчего люди не летают как птиц-цы? Хорошо быть пернатой, хочешь – люби себе кого хочешь, свободно. И нету никаких условностей.
Пригладила тонкую ткань-чулок, полюбовалась на себя в мутном зеркале.
– Красивая. Любви хочу.
Сгребла все свои платья в рюкзак и выпрыгнула в окно. Твёрдо решив так: она за любимым на край света пойдет, если надо.
…Демид переминался с ноги на ногу, раздумывая, зайти домой или нет. Зайдет – мать снова начнет ругаться. Не зайдет – опять голодать. И все-таки, рискнул и шагнул вперёд. Толкнул калитку, вжав голову в плечи и зажмурив глаза.
– Дёма! – услышал он шёпот.
«Ага!»
На двери дома – замок висит, незакрытый, амбарный. Это означает что матери дома нет, куда-то ушла, но вернётся.
«Успею поесть».
Из кустов вышла Вера.
– Веруня, – обрадовался мужчина. – Сейчас домой сбегаю и пойдем. Огородами.
Та напыжилась, надув губы:
– Я из дома ушла! Ради тебя!
Двое, мужчина и женщина, скучно «чапали» по огороду. Прямо по картофельным кустам.
– Ради меня, да на такие жертвы? – качал он головой.
Шёл и ел на ходу каракульку колбаски. (Что успел схватить с холодильника.)
– А что делать. Любовь зла, – парировала женщина заумными словами из своих книжек.
– Всё правильно, – рассеянно качал головой мужчина. Наелся кажется. Спрятал остаток колбасы в карман брюк. Утер рукавом губы и обернулся.
Обнять не дала.
– А как? – возмутился Демид.
Вера сложила бантиком свои тонкие губы. Изрекла многозначительно, как театральная актриса.
И добавила строго:
– Имей терпение. Сначала платье подвенечное, родительское благословение, всё как положено. Я ж не какая-то Зинка.
Демид вытаращил глаза.
– Так, так, та-а-ак. Начинается.
– Что начинается?
– Что-что… Вынос мозга! Я думал, у нас все с тобой решено, ан нет, выкрутасы, штучки женские! Короче вот так я скажу!
Он шмыгнул носом и поглядел на лес, куда шел.
Ну да шел… Это ж безумие, шалаш он ради Веруньки в лесу собирался построить. Ага!
Чай он не мальчик кудрявый двадцати годочков та, организм свой студить и комарам скармливать!
– Уезжаю в город. Квартира у меня там.
– Наполовину Зинкина, – сухо внесла поправочку Вера.
– Ну да, – отмахнулся и скорчил физиономию мужчина. – А какая разница? А вот ты дорогуша решай: едешь со мной, или тут останешься!
Глава 6
Скворцов смотрел на Зинаиду и удивлялся. Силищи то в этой красивой женщине, из городу приехавшей, как у лошади тяжеловозной. За день она всю траву со двора, которую он скосил, собрала граблями, сожгла в огороде тонну мусора, перестирала все половики и матрасы, а ближе к вечеру, когда он невзначай к ней заглянул, стояла колола топором чурки на дрова.