Не-доросли. Книга 2. Холодные перспективы

– Брось, – улыбнулся Кароляк, и что-то в его улыбке не понравилось Глебу. Впрочем, Невзорович тут же постарался об этом забыть – показалось, да и только. Наверное, прав Габриэль, и Глеб, как всякий провинциал, чрезмерно много думает о том, что удобно, а что неудобно и слишком беспокоится о собственной персоне, только и всего. – Ты же со мной, а я там завсегдатай. И ты таким будешь, когда я тебя там со всеми познакомлю. Идём, не сомневайся! Пани Мария сейчас редко бывает в Петербурге и то, что мы её застали – это невероятное везение! Ты обязательно должен с ней познакомиться!

Тон Кароляка был настолько убедительным и заразительным, что Глеб, наконец, отбросил сомнения.

Вымощенная крупным плоским камнем с неровными краями дорожка, старательно очищенная прислугой от снега, с обеих сторон обсаженная кустами акации, привела их к широкому крыльцу, сложенному из гранитных плит. С улицы особняк был за кустами и забором почти не виден, и на крыльце Невзорович замедлил шаги, окинул дом взглядом.

Два этажа, не считая цокольного, окна которого утонули в глубоких приямках, каменная облицовка – гранит на цоколе и туф на жилых этажах, высокие окна первого этажа и чуть пониже – второго, черепичная кровля горбится тёмно-бурой чешуёй. Окна ярко освещены, там и сям в них движутся тени. Глеб вдруг снова ощутил себя не в своей тарелке, но Кароляк уже взбежал по ступеням и решительно взялся за дверной молоток.

Обратной дороги не было. Да и зачем она, обратная дорога-то – не этого ли ты и хотел, шляхтич из Невзор – найти здесь, в чужом холодном городе, своих?

На стук молотка дверь незамедлительно распахнулась – пожилой лакей в шитой золотом тёмно-синей ливрее с поклоном отступил в сторону.

– Пан Габриэль, – протянул он. – Приятно видеть вас снова.

– Здравствуй, Франтишек, – небрежно бросил в ответ Кароляк, проходя в прихожую и сбрасывая на руки лакея припорошённую снегом крылатку. Вслед за ней он уронил в готовно подставленную ладонь лакея пятак и обернулся к всё ещё стоящему на пороге Глебу – Невзорович стряхивал с плеч хлопья снега. – Да проходи ж уже, горе моё!

Глеб, обозлившись на себя самого, шагнул в прихожую, позволив Франтишку затворить дверь, торопливо, путаясь в рукавах с досады, стащил шинель и, стараясь не выглядеть рядом с Габриэлем деревенщиной из литовских болот, сунул в руку лакея целый гривенник. Франтишек, впрочем, лицом не выказал совершенно ничего – ни насмешки столичного жителя, пусть и лакея, при встрече с провинциалом, пусть и шляхтичем, ни пренебрежения, довольно часто встречающегося со стороны слуг по отношению к дворянам, имеющим несчастье быть ниже по положению, чем их господин. Что-то вроде удивления мелькнуло в глазах лакея, но Глеб приписал это чувство виду своего мундира – вряд ли в этом доме часто видели форму Морского кадетского корпуса.

Передав в руки Франтишка цилиндр Кароляка и фуражку Невзоровича, приятели двинулись к широкой двери в гостиную, откуда доносились весёлые голоса.

На пороге (на деле никакого порога, разумеется не было, но Невзорович привык за время деревенской жизни в Литве, что в каждой двери должен быть порог) гостиной Глеб невольно приостановился, разглядывая комнату.

Высокий сводчатый потолок, умело расписанный в мавританском стиле, обтянутые нежно-зелёным муаром стены, паркет тёмного дуба, широкая лестница с полированными перилами, там и сям – кресла и диваны. В гостиной можно было бы смело устроить гимнастический зал – по размерам она как раз подходила, была только ненамного меньше гимнастического или танцевального зала корпуса. У камина на широком диване примостились три женщины в шёлковых капотах, около самого камина – двое мужчин во фраках и сюртуках, четверо стояли около небольшого стола с закусками и бутылками, на антресолях ещё двое – мужчина и женщина. Не было видно ни одного мундира. По гостиной словно мушиное гудение носился слитный многоголосый говор, негромкий, почти шёпот, но назойливый, хорошо слышный, но неразборчивый.

В первый момент Глеб растерялся, не понимая, к кому следует подойти в первую очередь, покосился на Кароляка, но Габриэль уже шагнул навстречу идущему к ним юноше, на которого Невзорович и уставился с нескрываемым интересом – юноша показался Глебу его ровесником.

– Да ты возмужал, Ромуальд, – покровительственно сказал Кароляк, пожимая руку подошедшему юноше, и от его снисходительного тона Глеба несколько покоробило. Впрочем, он заметил, что и Ромуальду эта манера Кароляка тоже не доставляет большого удовольствия. И Невзорович тут же вспомнил, что ведь и с ним, Глебом, Габриэль говорит точно так же. Может быть, это потому, что он старше? Пусть всего на пять лет, но всё-таки? Но он всё равно пообещал себе, что так или иначе, но постарается пресечь эту злящую его манеру – Габриэль ему не учитель, не наставник и старший офицер роты. И усмехнулся сам себе – быстро же он привык воспринимать русских корпусных офицером как старших над собой, имеющих право ему приказывать. И года не прошло.