Не доверяй мне секреты

Да пожалуй, она меня и в самом деле достала, я готова сама придушить ее. Вспоминаю, как она стояла на верхней ступеньке лестницы, когда явилась на день рождения, как уходила от нас в монастыре, вспоминаю ее кошачью улыбочку с ямочками на щеках, как она сидела напротив в ресторане, улыбалась, а сама уже знала, что собирается поломать всю мою жизнь. Я угрожала ей, но насколько серьезна была моя угроза? Я не могу ответить на этот вопрос. Стану ли я спасать ее, если она обратится ко мне за помощью? Нет, не стану. Определенно не стану, это уж точно.

– Я просто хочу, чтобы она… ушла из моей жизни… чтоб я ее больше никогда не видела, – говорю я с запинкой.

– Этого не произойдет, если ты сама не примешь меры и не остановишь ее. Так что не спать надо, черт возьми, а действовать!

Я вздрагиваю:

– Только не нужно повышать на меня голос!

Я тычу в него пальцем, как, бывало, в Эллу, и он смеется.

– Что тут смешного, Юан?

– Ничего. Действительно, смешного мало. И послушай! Она теперь поняла, что мы будем защищаться.

– Терпеть не могу, когда ты на меня ругаешься. Отвратительно. Ты становишься сам на себя не похож.

Я прижимаю пальцы к вискам. В мозгу мельтешат разные мысли, крикливые, хаотичные и нестройные, они мечутся, сталкиваясь одна с другой. Кажется, еще немного – и череп разлетится вдребезги. Охватываю голову ладонями и начинаю раскачиваться взад и вперед.

– Иди-ка сюда.

Юан обнимает меня, и сразу меня обволакивает знакомое и сладкое, непреодолимое и опасное чувство, от которого необходимо во что бы то ни стало избавиться.

– Не надо, – говорю я и отталкиваю его.

Со вздохом он отступает.

– Прости, – быстро говорю я. – У меня в голове все смешалось. Никак не могу собраться с мыслями. Да черт побери, черт побери, я не знаю, что делать.

– Соберешься с мыслями – сообщи. А пока я хочу спокойно поесть.

Он идет и садится за свой стол. А я вышагиваю взад-вперед, дрожа от беспокойства и страха, никак не могу успокоиться. Страх парализует волю, я осуждаю себя, но не могу остановить эту безжалостную, жестокую карусель: а что, если… что же теперь будет… где выход… надо что-то делать, пока не поздно. Вспоминаю, что в шкафу стоит бутылка виски. Достаю, наливаю в стакан и в несколько больших глотков быстро выпиваю, невольно содрогаясь, когда огненная жидкость обжигает горло и бежит по пищеводу. Через несколько минут чувствую некое оцепенение в членах, но голоса в голове продолжают кричать и браниться. Мне хочется сейчас полного забвения, и я наливаю снова. Проходит еще несколько минут, в ушах слышится и нарастает умиротворяющий гул, и мне удается погасить посторонние звуки и настроиться на мысли более спокойные: я начинаю вспоминать.

Мне семь лет, и мы с папой едем кататься на велосипедах. Лето, и каждый вечер мы с ним отправляемся на соседнее поле покормить лошадь морковкой и ее любимыми мятными колечками. Завидев нас, она бежит навстречу, позволяет мне гладить бархатистую морду, а потом весело ржет, обнажая зубы, и я тоже смеюсь взахлеб. Но в этот день, как только мы приезжаем, происходит нечто ужасное: бедную лошадку убивают выстрелом в голову. Она падает на землю, резкий звук раскатывается по полю, во все стороны с криками разлетаются вороны. Я с визгом падаю с велосипеда. Папа помогает мне подняться, подходит к хозяину, мистеру Смиту, и стоящему рядом ветеринарному врачу, о чем-то говорит с ними.

– Она была больна, Грейс, – сообщает он мне. – Очень страдала. И врач пожалел ее, посоветовал пристрелить.

– Ничего он не пожалел! – кричу я и в первый раз в жизни начинаю понимать, что взрослым не всегда можно верить, что они часто лгут.

Меня мучают ночные кошмары. Снится кровь, снятся внутренности и много еще всякого, чего на самом деле не было. И единственный человек, который меня утешает и успокаивает, – это Юан, он делает это не словами или еще чем, нет, он просто пускает меня в свою кровать. Целых три ночи я лежу по ночам рядом с ним. Я ни о чем не думаю, просто лежу, в голове совсем пусто, и под звуки его дыхания израненное сердце постепенно успокаивается.

Руки и ноги уже тяжелеют, но я еще держусь, не падаю. Спотыкаясь, иду в рабочую комнату, гляжу на Юана. В ушах звенит, сердце отчаянно колотится, словно хочет выскочить. То, что я собираюсь сейчас сделать, большая ошибка, но я искренне верю, что цель у меня благая.

– Помнишь, как застрелили лошадь Смитов? – Чувствую, губы мои шевелятся, но голос звучит откуда-то издалека. – Помнишь, ты разрешил мне спать в твоей постели, рядом с тобой?

Он уже поел и сидит, откинувшись на стуле, положив ноги на стол.

– Сколько нам было лет?

– Семь.

– И я не воспользовался случаем, не попытался лишить тебя невинности?

Ужасно хочется ответить шуткой, но я не делаю этого.

– На четвертую ночь тебе надоело, и ты выгнал меня из постели пинком под зад, потому что тебе, видите ли, было жарко со мной, но три ночи ты был для меня все.

Я подвигаюсь ближе, словно меня тянет к нему невидимая веревка.

– И когда погибла Роза, ты был единственным человеком, которому я могла все рассказать.

Двигаюсь еще ближе.