Не единственная

Только вот терпеть Эдор больше не мог. Огонь внутри ликовал, предвкушая, как вырвется на свободу и подарит незабываемую близость обоим. Сглотнув, Эдор откинул одеяло, понимая, что пышет жаром, и порывисто нагнулся коснуться губами ее шеи… Этот миг его движения к нежной, трепетной коже растянулся в вечность. Как будто незначительное расстояние никак не хотело сокращаться, растягивалось вновь и вновь.

Не хватило лишь тысячной дюйма… Неведомая сила, как ураганный ветер, подхватила его и понесла назад, заставила пятиться. И вжала в стену, как совсем недавно созданный им поток вжимал в стену Аньис.

— Говори мысленно, она не спит. Достаточно для нее страхов! — учитель вжимал Эдора в стену тем, что называл «силовым полем», против которого была бессильна магия древнего народа. Черные глаза, едва различимые в полной темноте даже для Эдора, сверкали то ли гневом, то ли разочарованием. Эдор кивнул. Его, как на веревке, тянуло обратно к изголовью кровати, и только пресс, что создал наставник, не давал пройти.

— Я больше не могу, учитель… — простонал Эдор. — Убей меня или дай пройти к ней!

— А я ведь велел не приходить к ней, когда меня нет в Альбене, — в голосе Рональда слышалась досада. Живое чувство, а это необычно для него. — Ты понимаешь, что я мог не успеть? Лишь счастливая случайность, что девочка еще жива. Я уловил колебания ваших ментальных сигналов, как только вернулся, и чудом успел!

— Понимаю. И я… я ненавижу тебя! Это ты не даешь мне взять мое Сокровище! Ты стоишь между нами!

— Ты искреннее хочешь только этого? Взять Сокровище? Несколько минут блаженства ценой ее жизни? Ты ведь чувствуешь, что процесс пошел… Что жар вырывается наружу, крутит тебя и вот-вот перейдет на нее… В вас нет того, что могло бы победить его.

— Понимаю! Да! — Эдор сдался. Упал на одно колено, спрятал лицо в руке. — Помоги, учитель! Я больше не могу! Пусть она живет… Убей меня! Или — используй кольцо… — он с мольбой посмотрел в лицо Рональда. — Прикажи мне кольцом! Поработи мою волю! Только останови это, пусть Аньис живет!

Рональд ослабил поле, которым прижимал Эдора к стене, сложил руки на груди, и Эдор увидел на его правой руке гладкое простое кольцо из черного камня, которое делало Рональда почти небожителем для его народа. Учитель встал вполоборота к нему.

— Хорошо. Я понимаю тебя и уважаю твой выбор. Но я не хочу использовать кольцо. Это слишком большое насилие над волей. Я помогу тебе по-другому. Сейчас ты выйдешь отсюда и отправишься на восток. И впредь ты не сможешь приблизиться к девочке. Ближе, чем на расстоянии десяти миль, у тебя будет нестерпимо болеть голова. И эту боль не сможешь преодолеть даже ты. Не думаю, что в вашем мире найдется кто-нибудь, кто сможет снять установку.

Эдор ощутил касание чужого разума к своему. Только теперь оно не было легким, учитель был вынужден жестко проникнуть в него, как будто повернул какие-то шестеренки, и в области левого виска Эдор ощутил небольшую коробочку, готовую взорваться невыразимой болью, если он захочет… того, чего хочет всегда.

Эдор кивнул и даже нашел в себе силы поблагодарить учителя.

— Спасибо, учитель… Главное, спаси нас от этого…

По стенке, где позволяло силовое поле, он прошел к выходу. Мгновение смотрел на неподвижную Аньис, запоминая пушистые волосы, разметавшиеся на подушке, образ хрупкого гибкого тела под одеялом и затаившееся легкое дыхание… С трудом перевел глаза на учителя и неожиданно столкнулся с полным сочувствия и понимания взглядом. Словно целый космос с болью и состраданием смотрел на него.

Эдор кивнул и вышел. На восток. Туда, где горы и море… На восток. Может быть, морская пена и грохот прибоя хоть немного излечат его боль.

* * *

В какой-то момент ужас стал невыносимым. Теперь он сопровождался жаром, таким же, какой исходил от Эдора. И Аньис казалось, что стоит этому ужасу подойти еще ближе, она вспыхнет, как спичка, и сгорит без остатка. Ее жизнь, само ее существо выгорит, как деревяшка в камине.

Хотелось заплакать от бессилия и страха, но нельзя. Едва пошевелится — и смерть станет неотвратимой.

А потом жар вспыхнул прямо над ней, опалил кожу, еще мгновение, и смерть коснется ее горячими… губами. Кто сказал, что у смерти холодные руки? Нет, чтобы забрать жизнь, она приходит горячей, как ад, и страстно целует…

Но в это мгновение неотвратимости комнату вдруг накрыл глубокий покой, перебарывающий бурление и пылание горящей смерти. Несколько мгновений они боролись. А затем смерть ушла, унося с собой огонь…

Полная тишина. Полная темнота. Полный покой.

— Аньис, я знаю, что ты не спишь, — услышала она бездонно глубокий и спокойный знакомый голос. — Все прошло, теперь все хорошо.

Пружина застывшего напряжения разжалась, и Аньис тонко бессильно заплакала, не в силах что-либо сказать.

И вдруг произошло невероятное. В комнате зажегся мягкий приглушенный свет, а господин Рональд целиком откинул с нее одеяло. Две сильные руки подхватили ее под колени и под спину, а у Аньис в голове пронеслось, что на ней только легкая ночная сорочка… Он взял ее на руки, укачивая, как ребенка.