Не единственная

— Да, может быть, и так, — господин Рональд снова перехватил ее, и она опять полулежала у него на коленях, словно он собирался ее укачивать. — Ты увидишь Эдора, только если этого захочешь.

И снова нежно погладил ее по плечу.

— Не уходите пока, пожалуйста, господин Рональд… — тихо прошептала Аньис.

— Хорошо, — он с улыбкой заглянул в заплаканное лицо. — Я никуда не уйду, пока ты не заснешь. И потом буду присматривать за тобой…

А Аньис вдруг залил покой, какого она никогда не знала. Словно целый гармоничный мир вдруг склонился к ней и укачивал ее, как младенца в колыбели.

— Спасибо… — прошептала она. Ее голова откинулась на сгиб его локтя, и Аньис заснула, уносимая бесконечным, глубоким спокойствием.

* * *

— Странный старик, — задумчиво сказал Рональд, поднял камешек и кинул вниз, туда, где пенные валы разбивались о скалы. Эдор подтянул колени к подбородку и еще пристальнее посмотрел в бурлящее море. — Ни в одной из ближайших деревень нет такого старика, и не было никакой истории с ограблением и зарезанной любимой женой… К тому же, представь себе. Ты одет как аристократ, у тебя стать правителя. Такой старик должен был подходить к тебе с поклоном, вымаливая разрешение обратиться. А этот сел рядом и заговорил именно о том, что могло всколыхнуть твои чувства.

— Да, я только сейчас понимаю, он словно знал, что мне сказать, — ответил Эдор. Тоже поднял камешек и бросил в воду. Тот скрылся в пенном неистовстве. — Знаешь, только это меня и утешает — море… — искренне сказал он. — Я виноват, учитель. Ослушался тебя, не внял голосу разума. Наверное, я просто заслужил этот ад.

— Не суди себя так уж строго, — усмехнулся Рональд. Иногда с наставником можно было поговорить вот так, без затей и субординации. — Кто-то начал игру против нас, и это первый шаг. Скорее всего, этот старик знал твою душу, а значит, это серьезный враг. Так что впереди у нас много работы. Она отвлечет тебя. И еще… знаешь, — Рональд вдруг посмотрел Эдору в лицо, и тот снова увидел в нем бесконечное понимание. — Я знаю, как это — не иметь возможности коснуться той, что нужна тебе, и быть рядом, потому что твоя близость убивает ее. Но когда-то я мог хотя бы взять ее за руку и поговорить… Правда, и сейчас не имею понятия, как лучше. Вообще не видеть, или видеть вот так, не в силах сблизиться и вернуть прошлое. Возможно, отрубить совсем легче…

— Ты знаешь? — удивился Эдор.

— Знаю, — грустно усмехнулся Рональд. — И могу сказать тебе одно. Это можно терпеть, лишь бы она была жива. Поверь мне.

* * *

— Аньис, о чем ты думаешь!? Ну-ка повтори, что я спросил?! — господин Шмальер стоял, опершись двумя руками о стол, за которым она сидела, и круглые глаза метали молнии.

— Ой, простите, господин Шмальер… Вы спросили… Вы не могли бы повторить вопрос? — Аньис выплыла из красивого возвышенного мира, где парила ее душа.

О чем она думала? Да как всегда — о господине Рональде. О том, какой он мудрый и сильный, какой умный, надежный и привлекательный… Какие у него сильные горячие руки. Вчера ночью он держал ее как пушинку, и это было так хорошо, так приятно и спокойно. Но волнующе… Хотелось снова испытать то же самое. О его глазах, в которых живет целый мир, бездонных, пленяющих, обволакивающих. Как хорошо было бы потонуть в них и знать, что эта бездна всегда укроет тебя, защитит от любого пламени, от любых невзгод. О том бесконечном радостном покое, что царит в его объятиях…

Вечером того же дня она смотрела на себя в зеркало. Что-то в ней изменилось. Казалось, пламя Эдора, едва коснувшееся ее, выжгло лишнее, сделало ее яснее, более цельной. Даже в чертах лица, силуэте фигуры и движениях почти исчезла подростковая резкость. А общение с господином Рональдом придало ее лицу выражение решительности и внутренней силы.

И да, Аньис действительно решила… Глядя на свое становящееся более взрослым лицо, она раз и навсегда поняла, чего хочет. Лишь две вещи могут сделать ее счастливой. Свобода, которой ей до сих пор не хватает. Все же лежащая где-то бумага, где значилось, что она рабыня, волновала ее. Память о ее существовании тонкой, но острой занозой, сидело на отшибе души. И… господин Рональд.

В тот вечер Аньис поняла, что больше всего на свете хочет быть с ним. Делить его жизнь, быть рядом, наслаждаться его необыкновенным присутствием, принадлежать ему и как женщина, и как самый близкий человек. И дарить ему… что? Может быть, ласку, радость и нежность… Пока Аньис было сложно понять, что именно. Ведь все, что у нее было, все, что она могла подарить — только свое сердце. А что такое «сердце» понятно всем, но вряд ли может быть определено словами.

Она обязательно будет рядом с ним. Он хочет, чтобы она училась и расцветала, становилась умнее и лучше — и она будет делать это. И станет достойной его. Может быть, этого он и хочет? Аньис рассмеялась про себя, заметив, как отражение в зеркале решительно подняло подбородок.