Не Евангелие

Книжники, старейшины и фарисеи говорили, если он Царь Иудейский, пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в него.

Но он пришел не для того, чтобы уверовали в могущество Бога. Он пришел для того, чтобы уверовали в спасительное могущество человеческой кротости.

Он явился в мир не как моралист, а как законодатель.

При том, что Иисус запрещает не поступки, а движения души, он, по словам Златоуста, вводит свои законы для лучшего исправления гражданского, то есть, юридического устройства общества.

Когда Он запрещает, например, гневаться, он «еще более утверждает то, чего требует закон», запрещающий убивать. Ведь тому — рассуждает Златоуст — кто истребляет в себе гнев, гораздо легче удержаться от убийства, чем «имеющему в мыслях только то, чтобы не убивать».

Заповедь «не гневайся» — пишет Златоуст — «есть усовершенствование и подтверждение» заповеди «не убий».

«Первая служит дополнением второй, а потому и важнее ее». Кто обуздывает гнев — говорит Златоуст — тот «не даст воли рукам своим».

И здесь Златоуст формулирует главный принцип преобразований Иисуса.

«Корень убийства, есть гнев, — говорит он. — Поэтому, кто исторгает корень, тот, без сомнения, будет отсекать и ветви, или — лучше — он не даст им и возникнуть».

Иудейский закон устрашает против преступления, но оставляет без внимания его причины. Иисус понимает, что у преступления есть причины.

Прелюбодеянию предшествует вожделение, а вожделение появляется, когда мужчина смотрит на женщину. Следовательно, тот, кто не смотрит на женщину, не будет и прелюбодействовать, нарушать гражданский закон, по которому государство преследовало за прелюбодеяния.

Иисус, как законодатель, ограничивает свободу личности и утверждает предел, поставленный свободе воли. Он на первое место ставит не волю личности, как предполагает этика, а волю субъекта верховной власти, как требует право.

И поэтому нет ничего удивительного, что гражданский начальник содействует христианину в его стараниях победить диавола. Он «делает добродетель более достижимой».

«Смотри, — рассуждает Златоуст от имени Павла: — я даю тебе советы относительно целомудрия, и он того же требует по законам; я увещеваю тебя, что не должно быть любостяжательным и похищать, и он над тем же поставлен судиею. Таким образом, он наш сотрудник и помощник».

Христос, пишет Златоуст, «наряду с побуждениями, взятыми от высшего и будущего», от грядущей опасности, устрашает и «тем, что бывает в настоящей жизни» — судом и темницей, начальником, который носит меч.

Вся христианская этика выражена в Павловом учение о власти: «всякая душа» должна быть покорна «высшим властям; ибо нет власти не от Бога».

Что касается христианской любви, которую Христос называет наиважнейшей заповедью, и которую в этической философии часто отождествляют с альтруизмом, то это совсем не та любовь, какой мать любит своего ребенка. То есть, это не эстетическое чувство, а что-то совсем другое.

Что?

Павел говорит, что любовь, это исполнение закона.

«Любовь, — пишет он римлянам, — не делает ближнему зла; итак любовь есть исполнение закона».

Из этого стиха можно сделать вывод, что любить, это значит не делать зла.

Из послания к Коринфянам любовь нужно понимать, как долготерпение, милосердие, отсутствие зависти, гордости и зазнайства. Ведь Павел пишет, что «любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится».

Так же понимает любовь к ближнему и Левит. Господь в этой книге требует не обижать ближнего, не злословить, не делать неправды на суде, не враждовать, не мстить и не иметь злобы, но любить ближнего.

В «Книге Премудрости Иисуса, сына Сирахова» повторяется примерно то же определение любви к ближнему. Любить, это не мстить, прощать, не гневаться, быть милосердным, не питать злобу, удерживаться от ссоры, не вносить раздор.

Любить, по премудрому Иисусу, сыну Сирахову, это не раздувать искру.

«Если подуешь на искру, — пишет он, — она разгорится, а если плюнешь на нее, угаснет».

И поскольку христианство подразумевает под нравственностью законопослушание, любовь к ближнему, как пишет Лопухин, состоит в том, чтобы «не делать другому гражданину ничего, что было бы нарушением его прав».

Гражданин не потому не должен мстить, не питать злобу и тушить искру, что мстить, злиться и раздувать вражду, само по себе дурно, а потому что он не имеет полномочий судить и наказывать.

Законодатель вовсе не думает, что враги не заслуживают осуждения и наказания. Но судить и наказывать может только Бог, и Божий слуга — человек с мечом.

«Не мстите за себя, возлюбленные, — пишет Павел, — но дайте место гневу Божию. Если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его: ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья».

Не любить врагов, это значит покушаться на исключительное право Бога и власти — судить и миловать.

«Судить, — пишет Иоанн Лествичник, — значит, бесстыдно похищать сан Божий».

То, одним словом, что в христианстве и в моральной философии принято называть этическими отношениями, есть отношения правовые.