— Кто мне звонил,
Глаза стажерки полыхнули гневом.
— Что-о-о?! Что ты сказала? — Ее голос опасно зазвенел. — Не смей меня оскорблять! За кого ты себя принимаешь? Думаешь, богачкам все позволено?
— Где папаша твоего сына? — невозмутимо спросила Кристина.
— Не твое дело!
— Ты мать-одиночка? Кто сидит с малышом, когда тебя нет? Как ты выкручиваешься?
Корделия насупилась, взглянула на гостью исподлобья, и та не заметила в ее глазах прежней агрессивной уверенности:
— Я не обязана отвечать… Что это за чертов допрос?
— Наверное, нелегко так жить, — миролюбивым тоном продолжила Штайнмайер. — Могу я… на него посмотреть?
— Зачем?
— Да ни за чем, просто так, я люблю детей.
— Так чего сама не рожаешь? — сквозь зубы спросила Корделия.
Ее собеседница пропустила эти слова мимо ушей, хотя язвительный выпад подействовал на нее как удар под ложечку.
— Как его зовут? — спросила Кристина.
— Антон…
— Красивое имя.
— Кончай подлизываться, я на твои уловки не поддамся…
— Так можно или нельзя?
Стажерка на мгновение задумалась, а потом встала, вышла в соседнюю комнату и вернулась со спящим ребенком на руках.
— Сколько ему? — поинтересовалась Штайнмайер.
— Год.
Кристина встала и подошла ближе.
— Красивый мальчик.
— Все, хватит! — Корделия уложила сына и скомандовала: — А теперь исчезни! И не возвращайся!
— Так кто велел тебе соврать? — повторила Кристина, и не подумав шевельнуться.
— ТЫ МЕНЯ ДОСТАЛА!
Лицо Корделии выражало такую густую ненависть, что Кристина слегка отодвинулась. Но она по-прежнему не показывала страха.
— Не шуми… Разбудишь Антона… — сказала она. — А я все равно не уйду, пока ты не ответишь.
Затем сдвинула колени, сцепила пальцы, пытаясь унять дрожь, и добавила:
— Я знаю один отличный детский сад и хорошую частную школу.
— Что… О чем ты?.. — не сразу поняла ее Корделия.
— Для твоего сына… Директор — мой близкий друг. Дороговато, но это мы уладим. Или ты предпочитаешь, чтобы Антон рос тут, в бедном и очень опасном квартале? Представляешь, что может случиться через несколько лет? Мальчик подрастет, и подростки из банд предложат ему… ну, скажем, постоять на стреме — за небольшие деньги. Или за пакетик кокаина…
В глазах стажерки заплескался ужас.
— Я предлагаю тебе решение: твой сын может пойти в хорошую школу и получит шанс избежать участи тех, кто кучкуется у подъезда, — продолжала ее гостья.
— Ты блефуешь! Думаешь, я куплюсь на твои сладкие обещания? Я дам тебе информацию, и ты тут же о нас забудешь!
Кристина мысленно отметила слово «нас» и с трудом удержала улыбку.
— Ален Мейнадье, «Креди мютюэль», слушаю вас… — послышался из телефона мужской голос.
— Привет, Ален, это Кристина Штайнмайер, — заговорила журналистка, — я хочу перевести деньги на один счет. Это можно сделать по телефону?
Выслушав утвердительный ответ, она поблагодарила и сказала, что перезвонит через четверть часа.
— Итак? — обратилась она затем к хозяйке дома.
Та ничего не ответила — не съязвила и не выругалась. В ее взгляде появилось нечто новое.
— Подумай о сыне. О его будущем, — настаивала Штайнмайер.
— Почему ты думаешь, что «заказчик» не предложил мне больше, чем можешь дать ты? — поинтересовалась стажерка.
— А будущее твоего ребенка он пообещал обеспечить?
— Ты… тебе так сильно хочется выяснить правду?
— Вся моя жизнь летит к черту. Еще бы мне не хотеть…
Корделия задумалась.
— Я не хотела этого делать, — сказала наконец Корделия. — Не хотела, правда… они меня заставили.
«Ложь», — подумала ее коллега, но промолчала.
— Заставили, — повторила Корделия. — Дали денег. И пригрозили — если ослушаюсь, окажусь на улице, а потом меня вышвырнут из страны. Вместе с ребенком…
Она положила ногу на ногу, и Кристине пришлось сделать над собой усилие, чтобы не разглядывать ее.
— Я ушла из дома, и один друг уступил мне эту квартиру, — стала рассказывать стажерка. — Отец Антона исчез с концами…
— Почему ты решила жить отдельно от родителей? — спросила Штайнмайер.
Взгляд исподлобья, нервы у девчонки сдают, на глазах слезы.
— Мой отец пил, мать пила, дружок пил… Отец сидел на пособии, любовник тоже… Когда мне было пятнадцать, дорогой братец попытался меня трахнуть, а я не далась и получила в зубы. Семейка придурков из четырех человек на пятидесяти квадратных метрах… Я не хотела, чтобы Антон рос среди них.