— Вы так и не сказали, что же произошло…
— В этом вся сложность, — кивнул писатель. — Сами знаете, как все происходит в этой стране: мы очень любим указывать на чужие ошибки и недостатки, а о собственных старательно умалчиваем. Европейское космическое агентство и Национальный центр космических исследований ни одним словом не обмолвились об этом деле. Никто не подал жалобу, так что, если бы не утечки… Они постарались все «замести под ковер».
— Что именно? — попытался уточнить Сервас.
— Повторяю: точно известна лишь дата — две тысячи восьмой год. Европейское космическое агентство отправило Фонтена и молодую франко-русскую космонавтку в Россию. После тренировок в Звездном городке они полетели в «Союзе» на МКС. Там что-то произошло, и их миссию свернули. Фонтен вернулся во Францию другим человеком… Российские полицейские фактически обвинили его в преследовании и жестоком обращении с молодой коллегой. Всех деталей я не знаю. ЕКА замяло дело, дабы не замарать репутацию одного из самых выдающихся своих
— Вам известно имя женщины?
— Конечно, — кивнул Эннинжер. — Мы встречались, но она отказалась входить в детали… Это выглядело… — Он замолчал, пытаясь подобрать слово… — Странно… Я чувствовал, что она, с одной стороны, боится сказать лишнее, а с другой — жаждет избавиться от груза прошлого… На мой вопрос: «Правда ли, что имело место жестокое обращение?» — она утвердительно кивнула, но, когда я попросил уточнений, отказалась их дать.
Сервас почувствовал холодок азарта: возможно, он нашел негодяя.
— Вы совершенно уверены в своих словах? — спросил Мартен. — Неужели подобный человек может быть порочным манипулятором?
— Если вспомнить происшествие девяносто девятого года — попытку изнасилования Жюдит Лапьер — и дело Новак в две тысячи седьмом, это перестает казаться таким уж невероятным. Был слух, что один космонавт слетел с катушек на станции «Мир» и попытался открыть люк и его с трудом усмирили. С чего бы космонавтам быть другими, майор? Им свойственны обычные человеческие слабости, среди них попадаются «паршивые овцы». Имидж не имеет ничего общего с истинной сутью человека.
Сервас несколько минут переваривал услышанное. Он вдруг почувствовал себя как человек, случайно сорвавший штору с окна и увидевший небо, полное звезд, и ночь, глубины которой неведомы и непостижимы.
— Дадите мне адрес и телефон той женщины? — спросил он.
Журналист встал.
— Конечно, сейчас принесу.
Он вышел из комнаты, и майор воспользовался его отсутствием, чтобы пораскинуть мозгами. Возможно ли, что Селию не просто преследовали, что, если ее изнасиловали? Судя по всему, он имеет дело с «рецидивистом»: в таком случае могут быть и другие жертвы…
В комнату вернулся Эннинжер и протянул ему листок. Сыщик прочел:
— Мила — славянское имя, — заметил он.
— Да, она француженка только наполовину. В том-то и проблема.
— Не понимаю…
— В Звездном городке русские космонавты ведут себя с русскими коллегами-женщинами совсем иначе, чем с иностранками. Клоди Эньере, например, всегда была очень высокого мнения о русских партнерах, таких «веселых и милых», таких предупредительных, а старого генерала Леонова вообще называла «душкой». Того самого Леонова, который в семьдесят пятом был командиром «Союза-19», участвовал в первой американо-советской экспедиции и заявил журналистам, что русская космонавтика в услугах женщин не нуждается. Шеннон Лусид, работавшая на борту МКС с двумя русскими космонавтами, называла их «мои Юрии». До Шеннон доходили слухи о мачизме и женоненавистничестве русских, но ее опыт пребывания в квазизамкнутом пространстве с двумя мужчинами оказался идеальным. А вот русские женщины часто жаловались, что к ним относятся как к космонавтам «второго сорта»… Милу в Звездном городке считали скорее русской, чем француженкой. Если хотите узнать больше, советую обратиться к ней напрямую. — Писатель посмотрел Сервасу в глаза. — А теперь моя очередь задавать вопросы. Почему офицер криминальной полиции внезапно заинтересовался Леонардом Фонтеном?
Пауза затянулась.
— Эй, майор, мы же договорились; я рассказал все, что знал, так что выкладывайте! — потребовал хозяин дома.
— Видите ли… это неофициальное расследование… — неуверенно начал объяснять полицейский.
— В каком смысле?
— Ну, скажем так: я веду его по собственной инициативе.
Оба мужчины немного помолчали.
— Гм-гм… И оно касается Леонарда Фонтена? — спросил наконец журналист.
Сервас кивнул.
— Изнасилование? — уточнил его собеседник.
Сыщик покачал головой: «Нет…»
— Преследование? Домогательство?
Утвердительный кивок.
— И почему я не удивлен? Привычка — вторая натура. Больше ничего не скажете?
— Слишком рано…
— Проклятье! Ладно. Дайте слово, что я первым узнаю подробности, когда вы раскроете дело!
— Обещаю.