— Ну, хорошо! — спокойно и неторопливо сказала Лиза. — Я скажу, если ты хочешь… Вам нужно отказаться от жизни в Петербурге и жить где-нибудь в провинции. Пока Таня мала, можно жить в деревне, когда же ей надо будет учиться, надо будет зимы проводить где-нибудь в провинциальном городе. Я жила довольно долго в провинции и знаю многих городских обывателей, но нигде там я не встречала таких нервных людей, как ты, например. Я думаю, что это будет полезно не только Коле, потому что он будет тогда работать только по охоте, а не по необходимости, — но и тебе. Для твоих нервов… Вот мне пришло в голову сравнение: очень яркий свет, в нем ничего нет ни дурного, ни вредного, и здоровые глаза выносят его хорошо; но для глаз сколько-нибудь больных надо смягчать матовым стеклом. В провинции жизнь идет тускло, это та же самая жизнь, что в столице, потому что люди везде одинаковы, но она как бы смягчена матовым стеклом. Для твоих нервов это полезно…
— Скажи, пожалуйста, Лиза, тетушкин дом велик? — спросила Катерина Сергеевна.
Лиза посмотрела на нее с легким удивлением и недоверчиво.
— В нем восемь комнат! — ответила она.
— Он теплый? Годится для зимы? — продолжала Катерина Сергеевна.
— О да, конечно, годится…
— А ты уступила бы нам часть его?
— Катя! Как тебе не стыдно спрашивать? Да это было бы для меня величайшее счастье!..
Катерина Сергеевна приподнялась и села.
— Знаешь что, Лиза! Ты, конечно, мне не поверишь, скажешь, что это только настроение такое, а через час будет другое. Но даю тебе честное слово, я твердо решилась: чуть только начнутся первые весенние дни, мы переедем к тебе в деревню и будем там жить безвыездно.
Лиза встала и подошла к ней.
— Ах, Катя! Если бы это удалось! Я была бы так счастлива. Я поеду туда теперь, недели через две, приведу все в порядок, устрою. Вам будет там уютно, славно!..
Она взяла обе руки Катерины Сергеевны и горячо пожала их.
— Спи же, спи, Лиза! — сказала Катерина Сергеевна, ответив ей рукопожатием. — Я все равно не лягу! Ни за что не лягу!
Она вышла и вернулась в столовую. Она в самом деле всю ночь ходила по комнатам в мягких туфлях, прислушиваясь к малейшему шуму в кабинете… Отчасти ей мешало спать охватившее ее волнение; но тут имело также значение глубокое сознание, что она во всем виновата и не имеет права спать. Ее нравственное состояние было таково, что самое высокое наслаждение доставила бы ей теперь возможность как-нибудь чувствительно наказать себя, испытать какое-нибудь лишение, обиду.
Когда утром около половины девятого пришел Рачеев, он изумился ее виду. За эту ночь она заметно похудела, лицо осунулось, глаза казались большими и горящими.
— Вы уже встали? — спросил он.
— Я не ложилась! Он покачал головой.
— Вы неисправимы.
Прежде вы жили своим капризом, теперь живете покаянием. Это одно и то же!..
— Все равно… я не могу спать!..
IX
Прошла неделя. Дмитрий Петрович каждый день проводил несколько часов у Баклановых, обедал у них, а вечером заезжал на полчаса к Высоцкой. Евгения Константиновна внимательно следила за болезнью Николая Алексеевича, и Рачеев должен был ежедневно сообщать ей подробности.
— Ну-те, рассказывайте, как наш друг сегодня? — спросила она, его, едва только он вошел в кабинет.
Вчера уже она лолучила сведение, что Бакланов обедает со всеми в столовой и скоро выйдет на улицу.
— Отлично. Он делается прежним милым человеком! — ответил Рачеев. — Сегодня за обедом завел речь о поездке за границу… Настойчиво требовал. Но Катерина Сергевна — ни за что! Он почти неделю не следил за ее настроением и не знал, что мысль об этой поездке сделалась для нее казнью… Она сказала ему серьезно: «Если ты хочешь сделать мне истинную услугу, то поедем весной в деревню и проживем там, пока не надоест!» Он смотрел на нее с удивлением. «Ты? В деревню? Да ты ненавидишь деревню и мужиков!» Она рассмеялась. «Я полюблю их, я непременно полюблю их! — воскликнула она. — Они так долго давали тебе материал, кормили нас, а я была неблагодарна!..» Объяснение кончилось мирно. Николай Алексеич нежно поцеловал у нее руку и больше ни слова не сказал о загранице. Лизавета Алексевна… Вот удивительная девушка! Она готова всем пожертвовать для них. Едет со мной туда, в наши края. Хочет ремонтировать дом, устроить его поуютней, чтоб к их приезду все было готово.
— И вы думаете, что это не переменится? Вы думаете, Катерина Сергевна долго будет под влиянием этого настроения?
— Думаю, что долго. Она была глубоко потрясена болезнью мужа. У нее ведь натура благородная. Все дело только в том, какой импульс руководит ее нервами. Николай Алексеич сам был во многом виноват. Он постоянно подделывался под ее маленькие капризы, культивировал их; очень естественно, что они мало-помалу сделались большими, выросли, как растут деревья в хорошей почве и при хорошем уходе… По-моему, лишь бы только хватило у нее решимости переехать в деревню, а там она сейчас же увидит, что люди везде — люди, а воздуху и солнца там больше…