— Слушай, Вацек, это шутка была! Они уже получили обратно свои деньги. Мы просто дурака валяли. Играли в цирк.
— Когда играют, денег не берут.
— Говорят тебе, им уже вернули.
— Так я тебе и поверил!
— Честное слово! Пожалуйста, маме не говори.
— Мама должна знать о таких вещах.
— Пожалуйста, не говори… Зачем ее понапрасну расстраивать?
— А ты о ней подумал, когда устраивал этот дурацкий цирк?
— Вацек… — начал Марцин просительно, хотя ясно было: рассчитывать на сочувствие брата нечего. Но он надеялся на чудо. Увы, чуда не произошло! Тогда Марцин переменил тактику и прибегнул к последнему средству: — А Костик в кино тебя с девчонкой видел! С рыжей! И глаза размалеваны вот по сих пор! — И он провел рукой по скуле. — А я ведь ничего маме не сказал! Но если наябедничаешь про меня, тоже скажу!
— Дурак твой Костик! С кем захочу, с тем и буду в кино ходить. Хоть каждый день. У тебя, что ли, разрешения прикажешь спрашивать?
— Каждый день! Ври, да не завирайся! Откуда у тебя столько денег?
— Денег у меня теперь вагон и маленькая тележка! С пацаном одним из вашего класса математикой буду заниматься. Директор просил.
— С кем? — поинтересовался Марцин.
— Какой-то Чушло… Чушкелевич…
— С Чушкой?
— С понедельника начнем.
Счастливчик этот Вацек: и на расходы ему больше дают, и хвалят вечно, и вдобавок еще деньги словно сами с неба валятся.
— Вацек, смотри, как я кухню убрал. Аж блестит. Упарился даже!
— Ну и что?
— Как что? Сегодня твоя очередь. Забыл? Я — вместо тебя.
— Никто тебя не просил.
«Не человек, а скала», — подумал раздосадованный Марцин.
И почему у него брат такой противный! А главное, мама каждому его слову верит, будто он взрослый. Подумаешь, в десятом классе учится!
12
В одной руке у матери была сетка, растянутая чуть не до пола, в другой — битком набитая сумка.
Открыв дверь, Марцин подхватил сетку и стал выгружать покупки на кухонный стол.
— Еле дотащила, — с трудом перевела дух мать, присев на табуретку. — Отличную грудинку купила, а на ужин, к приезду отца, будут сосиски.
— Ура! — закричал Марцин.
— Только за хлебом придется сбегать кому-нибудь, мне просто некуда было положить, да и поздно уже.
— Я сбегаю! — с готовностью вызвался Марцин, перехватив в тот же миг насмешливый взгляд старшего брата.
— Что я слышу? — Мать была приятно удивлена и встревожена. — Почему это вы сегодня не препираетесь друг с другом? Что-нибудь случилось?
— На все свои причины. Сейчас ты узнаешь, какой у тебя предприимчивый сынок…
Продолжение Марцин уже не слышал. Сломя голову летел он с сумкой вниз по лестнице.
«И это называется старший брат! — с горечью подумалось ему. — Старший брат, который помочь должен, посоветовать… Даже если младший брат провинился, долг старшего защитить, выручить, поддержать…»
Во дворе ему попался навстречу запыхавшийся, потный, но счастливый Петрик.
— Ты где носился? — свирепо накинулся он на малыша, забыв о том, как старший брат должен относиться к младшему. — Почему так долго пропадал? Вот погоди, скажу маме, она тебе всыплет — да так, что три дня уроки стоя будешь делать.
— Ведь сегодня суббота… — оправдывался растерявшийся Петрик. — Ребята разбежались кто куда. Вишневский помог разыскать. Если бы не он…
— Подписали?
— Подписали и сказали: в другой раз на эту удочку не попадутся. А Вишневский велел тебе передать, что жук — это не животное. Он у отца спрашивал.
— Дурак твой Вишневский с отцом своим в придачу. А сейчас — марш домой! А маме скажешь, мы играли в цирк и вход был бесплатный.
— Но…
— Никаких «но»! По пятьдесят грошей взяли с рыла и по пятьдесят вернули. Сколько у нас осталось, по-твоему? Шиш с маслом! Один мини-крокодил десять злотых стоил! Представляешь? Мы по доброте, из хорошего отношения к вам… Пускай, думаем, посмотрят первоклашки, как выглядит палатка изнутри. Не посмотрели, скажешь?
— Посмотрели.
— Ну вот, Петричек, иди домой и скажи: никаких денег… и вообще… сам знаешь. Можешь себе ножик взять, ну тот, со сломанным лезвием. Он на подоконнике лежит.
— Насовсем?! — обрадовался Петрик и помчался домой.
Когда Марцин вернулся из булочной, мать раскатывала тесто для лапши. И по ее лицу Марцин сразу догадался: ей все известно. На этот раз она на него не кричала, а только тихо упрекала, отчего ему было нисколечко не легче. Напротив, это грозило затянуться до бесконечности. Она не повторяла, как обычно, «с ума можно сойти», а говорила примерно так: «Ты меня в гроб вгонишь. Запомни, в моей смерти виноват будешь ты. И горько об этом пожалеешь. Но будет уже поздно».
— Мамочка, ну что я такого сделал?
— Ты сам прекрасно знаешь.
— Это была шутка!
— Ничего себе шутка! Деньги выманивать у маленьких детей!
— Просто опупеть можно! Один говорит «выманивать», другой «выцыганивать», третий — «вымогать»…
— А кто про вымогательство говорил?
— Не все ли равно? И чего не придумают!
— Говори сейчас же! — замахнулась на него скалкой мать. — Кто это сказал?
— Ну, учительница, она с нами разговаривала.
— С тобой и еще с кем?
— С товарищем… С Костиком.
— Что-то мне этот Костик не нравится. А палатка у вас откуда?
— Это его палатка… Костика.
— А кто его родители?