Не горюй!

Васин отодвинулся.

— Я хотел вам сказать, — Васину нелегко давались эти слова. Ему было неловко и тяжко. — Вы справляйте свадьбу, все будет хорошо. Я беру на свою ответственность это нарушение.

— Зачем?

— Что зачем?

— Все зачем?

— А чтобы род человеческий продолжался.

— Ну вот идите и продолжайте.

Саша поднялся с постели, закрыл ставни. Васин заглянул в щель между ставнями. Саша сидел на кровати, безучастно смотрел перед собой.

ПРИВОЛЖСКИЙ ГОРОД. АНЮТИН ПЕРЕУЛОК

— Пал Ваныч! — позвала с улицы Наташа. В руке у нее был плед. — Вам Саша нужен? Его нет, они сейчас как раз в загсе. У него сегодня свадьба.

Васин подошел к Наталье, сказал:

— Наталья, ты не сердись на меня. Извини.

— Ладно уж, Пал Ваныч. Забудем. Накиньте, а то простудитесь.

Она накинула ему на плечи плед.

— Спасибо, Наташенька.

— А я брюки те не взяла. Дорого очень.

— Я пойду, — сказал Васин. — Дел полно. До свидания. И пошел по улице. И наткнулся на учеников Тролля.

Ученики стояли, загораживая ему проход. Васин покорно отдал плед Горбуну.

Сероглазый взглянул сквозь лупу на лацкан. Юный пинцетом взял с лацкана вспыхнувшее стеклышко. Потом тролли, напевая и приплясывая, пошли прочь. Наташа увидела это и со всех ног бросилась к ним. Выхватила плед из рук Горбуна.

— Это вы бросьте! — крикнула она. — Что за хулиганство!

И вдруг… тролли исчезли. А Васин снова оказался у окна. Он заглядывал в щель.

ДОМ КУЗЯКИНА

Саша все так же сидел на кровати, безучастно смотря перед собой.

ПРИВОЛЖСКИЙ ГОРОД. АНЮТИН ПЕРЕУЛОК

— Пал Ваныч, — снова позвала с улицы Наташа, — вам Саша нужен? Нет его. Они сейчас как раз в загсе.

Васин подошел к ней, сказал:

— Ты извини меня, Наташенька.

— Ладно уж. Накиньте это, простудитесь.

Она накинула ему на плечи плед.

— Спасибо. Я пойду, — сказал Васин. Дел полно.

И пошел по улице. И наткнулся на троллей. И снова Васин покорно отдал Горбуну плед. И снова Сероглазый направил лупу, а Юный снял пинцетом с лацкана пиджака блеснувшее стеклышко. И они снова, напевая и приплясывая, пошли прочь. Наташа увидела это и со всех ног бросилась к ним. Выхватила из рук Горбуна плед.

— Это вы бросьте! — крикнула она. — Что за хулиганство!

И опять… тролли исчезли. А Васин опять стоял у окна, заглядывал в щель.

ДОМ КУЗЯКИНА

Саша все так же сидел на кровати, безучастно глядя перед собой.

ПРИВОЛЖСКИЙ ГОРОД. АНЮТИН ПЕРЕУЛОК

— Пал Ваныч! — снова позвала с улицы Наташа. — А Саши нет. Они сейчас как раз в загсе.

Васин подошел к ней, сказал:

— Ты извини меня, Наташенька.

— Накиньте это, простудитесь.

Она накинула ему на плечи плед.

— Я пойду, — сказал Васин. — Дел полно.

И пошел по улице. И опять наткнулся на троллят. Один отобрал у него плед, второй направил лупу, третий пинцетом снял стеклышко. И они пошли прочь, напевая и приплясывая. Наташа бросилась за ними с криком:

— Это вы бросьте! Что за хулиганство!

Васин перехватил ее.

— Черт с ними, Наташка! Я тебе другой плед куплю. Не до утра ж здесь бегать. У меня дел полно!

И тут тролли опять исчезли. А Васин снова оказался у окна.

ДОМ КУЗЯКИНА

И в щель он увидел, что за спиной Саши возникла Настя. Саша обернулся к ней, но не двинулся с места. Настя робко подошла к дивану. В руке она держала магнитофон. В другой — шляпу. Она оглянулась — куда поставить магнитофон. Поставила на стул. Сама села на другой.

Саша сидел, словно ее не замечал. Настя включила магнитофон — заиграла ресторанная песня. А сквозь музыку прорвался голос Васина: «Получите с меня за бокал этих пузырей!»

Васин вздрогнул. А Саша усмехнулся. А Настя заплакала.

Тогда Саша взял у Насти шляпу и надвинул на глаза.

СЕРАЯ ПУСТЫНЯ

В пустыне старый Тролль вложил стеклышко в мозаику зеркала.

ПРИВОЛЖСКИЙ ГОРОД. АНЮТИН ПЕРЕУЛОК

В осколке было видно, как Наташа накинула на плечи Васина плед, и он, сгорбившись, пошел по улице.

СЕРАЯ ПУСТЫНЯ

Ученики Тролля встрепенулись. Увидели что-то. Поднял голову и главный Тролль. Потом старый Тролль показал куда-то пальцем. И его послушные ученики, напевая и пританцовывая, пошли куда-то вдаль по бескрайней серой пустыне.

Паспорт

Георгий Данелия, Резо Габриадзе, Аркадий Хайт

Тридцатилетний сухощавый мужчина, Якоб Папашвили медленно, заглядывая в бумажку, говорит на иврите с сильным грузинским акцентом:

— Дамы и господа! Друзья! Мои единоверцы. Я и моя семья рады, что, наконец, мы находимся в Израиле, на Земле обетованной, которую завещал нам праотец Авраам. Я понимаю важность этого шага не только для меня, моей жены и ребенка, но и для всех будущих поколений. Мы бесконечно тронуты вашим сердечным приемом. Спасибо!.. Ну, как? — спросил он по-русски.

Свою речь он произносил не перед аудиторией, а в комнате, перед своей женой Ингой и восьмилетней дочерью Наной, которая, сидя в углу, разбирала какой-то шахматный этюд.

— Теперь лучше. Только «т» мягко надо произносить. Не тода раба, а тода раба, — сказала Инга.

Якоб, тяжело вздохнув, садится в кресло:

— Куда едем?.. Языка не знаю, хормейстеры там не нужны…

— Прекрати, — недовольно морщится Инга.