Не Господь Бог

Катя пребывала в полном восторге от отеля. Ей назначили кучу диет и процедур, приятных, расслабляющих, поправляющих здоровье и нервную систему, что было весьма кстати. Водителя Николая она отослала. Она не собиралась пока уезжать отсюда. Наоборот, Катя всё больше входила во вкус. Пусть муж там командует своими, а она будет командовать тут. В Кате проснулась капризность. Недокапризничала. Недокомандовала. Она отрывалась на обслуге по полной. И фантазии о докторе в белом халате, его больших руках грели её сердце.

Лена регулярно ходила на работу. Но Ушаков её больше не вызывал. Она подозревала, что её контакт с Сергеем не остался незамеченным у Савельева. Тревога нарастала. Лена закурила, стоя у окна. Что это могло значить? Её размышления прервал звонок от Людмилы Исааковны. Та рассказала, что курс химиотерапии окончен.

Проходило тяжело. Но её Николсон справился. Лена поздравила от всей души.

– Старый боец! Значит, и кольца не за горами? – пошутила она.

Но Людмиле Исааковне было не до шуток.

Когда она привезла Николсона домой, серого, обессиленного, в купленной нарочно больничной коляске, на пороге их встретил сын. Он привел профессиональную сиделку с медицинским образованием и лицом немецкой овчарки. Сын ни разу не навестил отца в больнице. Ни разу. Он был занят – собирал бумаги о недееспособности отца и своей опеке над ним. Осталось всего две подписи. Там подпишут, как миленькие, подмажет.

Людмилу Исааковну выгнали из квартиры. Не драться же ей было с ними? А её герой не мог её защитить. Он с трудом мог открыть глаза.

Где она сейчас? В кафе, и не знает, куда ей идти. У Лены сжалось сердце.

Мичурин, узнав, тут же предложил Людмиле Исааковне пожить у него. Как кстати они с Леной съехались.

Людмила Исааковна, извинившись за беспокойство, осмелилась спросить про щенка.

– И пальму тоже везите, – разрешил Мичурин.

– Пальму мне не выбросили на лестницу, – сказала она.

В этот же вечер перевезли Людмилу Исааковну с её щенком в квартиру Мичурина. Но надо было, конечно, что-то решать. И срочно. Сердце разрывалось от переживания за Николсона. Ему нужен не уход, ему нужна его женщина. Он не выживет. Они сдадут его в хоспис. Николсон знал, что говорил.

Лена и Мичурин забросили свою работу. Это было сейчас важнее. Мичурин позвонил одной из благодарных пациенток, начальнице ЗАГСа. Та обещала всё устроить.

Они дождались момента, когда сиделка выйдет в аптеку, заперев старика одного.

– Ключи от его квартиры у вас? – уточнил Мичурин.

– У меня! – ответила Людмила Исаковна.

Глаз горел, любовь придала ей храбрости и наглости, которой так не хватало интеллигентке до мозга костей.

– Забыли ключики-то.

Как же они хохотали потом все вместе, вспоминая лица, сначала сиделки, а потом сына с невесткой, когда им под нос сунули свидетельство о законном браке.

– Вы все ещё пожалеете! Старая мошенница! Хочешь завладеть моей квартирой? – орал сын.

Мичурин вышел, чтобы спустить козла с лестницы. Но Людмила Исааковна поберегла руки хирурга.

– Я хочу завладеть сердцем вашего отца, – изысканно отбрила Людмила Исааковна.

И захлопнула дверь.

Это была самая блестящая операция доктора Мичурина. Определенно, Лена выбрала того парня.

И на работе ждала наконец долгожданная весть. Спустя две недели Серёжу вызвали наконец к начальству. Конец неопределённости.

Дима умел держать паузу. Но Серёга вошёл без страха. Тревога ушла. Он знал, сейчас Ушаков будет наезжать на него за жалобу, давить, грозить увольнением, он к этому готов. Он ответит, что уволится прямо сегодня. И вряд ли при таком раскладе начальство станет требовать двухнедельную отработку. А завтра Сергей выйдет на новую работу и забудет всё это, как страшный сон. Елену Андреевну не забудет, а всех остальных – к чертям, жалкие подхалимы. Только он один осмелился пожаловаться. Он, в каком-то смысле, герой.

– Здравствуйте, Дмитрий Алексеевич, – сказал он, глядя в глаза Диме.

– Проходи, Серёга, садись.

– Я постою.

Дерзок.

– Серёга, брось. Про жалобу знаю. Напрасно ты, наверх сразу слать. Пришёл бы, по-человечески бы решили. Я так напуган.

На лице Димы не было ни тени испуга. Он издевался. Но тут же сменил тон. Протянул руку.

– Я погорячился, поступил не по закону. Свои права надо отстаивать. Ты молодец! Годовую премию тебе восстановят. И ещё раз прошу меня извинить, был не прав.

Бесхитростный Серёга не был Савельевым, не умел нюхать воздух. А в воздухе просто воняло подлостью.

– Да ладно, Дим, бывает. За премию спасибо тебе огромное.

Дима кивнул, да что уж там.

В дверях Сергей задержался, он в ответ на искренность не мог промолчать.

– Я нашёл другую работу. Меня там ждут, – признался он.

– Жаль, очень жаль. Может, ещё передумаешь? Подумай, – Дима вышел, чтоб похлопать Серегу по плечу.