Не говори никому. Реальная история сестер, выросших с матерью-убийцей

Сэми, которой на тот момент исполнилось двадцать пять лет, понадобилось каких-то две недели, чтобы добиться опеки над Тори. Она жила одна в небольшой студии на Гринвуд-авеню в Сиэтле, но сразу же переехала в квартиру с двумя спальнями. Ее очень радовала возможность дать сестре начать жизнь сначала – вдали от родителей.

Шелли знала, что воздействовать на Сэми ей будет легче всего. Дэйв тоже сидел в тюрьме, Тори была еще несовершеннолетней, а взывать к Никки после того, что она делала с ней, казалось матери бессмысленным. Шелли понимала, что путь к сердцу старшей дочери для нее закрыт. И даже не пыталась.

Но Сэми, ее средняя, извечный миротворец, всегда пыталась ей угодить.

Практически с первого дня в тюрьме, еще дожидаясь обвинений, Шелли стала слать Сэми письма, в которых перечисляла, что ей нужно. Ей требовались кучи вещей, которые дочь должна была немедленно предоставить. Определенного типа бюстгальтеры. Любимый халат. Тюбик особого крема. Она не просила, а приказывала. Даже сидя в тюрьме Шелли держалась так, будто все ей были обязаны.

Сэми покорно отправляла матери все, чего та хотела. Хотя она и знала, что Шелли заслуживает наказания, ей становилось очень грустно при мысли о том, что ее мать за решеткой вынуждена носить арестантскую робу, в то время как у других заключенных есть удобное белье и красивые халаты.

Сэми не рассказывала сестрам, что продолжает помогать матери, но однажды в разговоре с Никки упомянула о том, что Шелли в тюрьме приходится несладко.

– Ты ей что-то отправляла? – спросила та.

Сначала Сэми попыталась отвертеться, но потом призналась, что да.

– Всего пару раз, – сказала она. – Ничего особенного.

Никки не поверила собственным ушам.

– Ты серьезно? После всего, что она сделала с нами? Ты помогаешь ей?

В каком-то смысле Сэми все еще чувствовала, что у нее нет выбора.

– Она контролирует тебя, – отрезала Никки. – Ты что, не понимаешь? Делает то же, что и всегда.

В феврале 2004 года, через шесть месяцев после ареста, Дэйв Нотек, обвиненный в убийстве Шейна Уотсона, добился переквалификации обвинения в убийство второй степени и признал себя виновным в незаконном избавлении от человеческих останков и пособничестве преступлению. Хотя все три сестры Нотек заявили, что в случае, если он поддержит их мать, любые отношения между ними будут прерваны, Дэйв настоял на том, чтобы не свидетельствовать против Шелли. Она, со своей стороны, очень хотела, чтобы муж держал рот на замке, – тем более что по законам штата Вашингтон это не возбранялось. Но Шелли требовалось не только отсутствие свидетельских показаний с его стороны, и ее дочери это знали. Дэйву достаточно было подтвердить их слова.

И он подтвердил.

Дэйва приговорили к пятнадцати годам лишения свободы.

А дальше настала очередь Шелли.

Прокурор округа Пасифик сообщил семьям жертв, что обвинить ее в убийстве первой степени не получится. Тело Кэти не было обнаружено. Никаких костей и праха под кроватью. По результатам аутопсии Рона нельзя было сказать, подвергался ли он насильственным действиям – и от кого. С учетом состояния его останков сделать вывод о точной причине смерти не представлялось возможным. Однако те, кто защищал интересы Кэти и Рона, утверждали, что это дело представляло слишком серьезную угрозу для властей штата, чтобы более тщательно расследовать его.

Никки, Сэми и Тори знали, что их мать умна и изворотлива, так что ни в коем случае не возьмет на себя вину за все, что натворила.

За кипяток.

За отбеливатель.

За недели в насосной.

За голод.

За раздевание.

В ее глазах все было ложью или намеренным искажением фактов.

Спустя десять месяцев после ареста Шелли заключила со следствием так называемую «сделку Элфорда». Это довольно оригинальное изобретение: при такой сделке подсудимый признает свою вину и одновременно настаивает на невиновности. Она позволяет и защите, и обвинению сохранить лицо – и деньги, – избежав судебного процесса, который практически наверняка закончился бы обвинительным приговором. По сути, эта сделка спасла власти округа Пасифик от большого скандала. Пресса немедленно пронюхала бы о том, что полиция не уделила достаточного внимания заявлению о преступных деяниях Шелли и Дэйва. А ведь Рон практически наверняка остался бы жив, если бы офис шерифа активнее взялся за расследование по тому делу. Да и Мак, скорее всего, прожил бы дольше.

В конце концов стороны сошлись на предположительном приговоре к семнадцати годам тюрьмы.

На вынесении приговора два месяца спустя Шелли выглядела подавленной. Ее волосы, некогда ярко-рыжие, висели спутанными прядями, в которых соломенные оттенки мешались с сединой. Тюремный оранжевый комбинезон был ей сильно велик.

Никто из членов семьи не пришел ее поддержать.

Перед оглашением приговора она еще раз обратилась к суду. Ее слова перемежались всхлипами и слезами.