Иногда Никки и Шейн пытались сопротивляться. Но делали только хуже себе. Шелли злилась еще сильнее, а злить Шелли – с пылающим лицом и выпученными глазами – было все равно что самому прыгнуть в пасть огнедышащего дракона. В большинстве случаев они просто подчинялись. Никки впоследствии никак не могла вспомнить, за что мать злилась на них, и точно так же она не помнила, почему ни она, ни ее двоюродный брат не решались дать ей решительный отпор.
«Наверняка на то была причина, – говорила она, пытаясь разобраться, за что тем вечером мать набросилась на них. – Но я, честное слово, не помню, какая именно».
Они стянули одежду, думая, что их заставят вместе валяться в грязи, но Дэйва в тот момент не было дома. Он практически всегда руководил валянием, стоя в темноте и поливая их из шланга, и повторял команды, которые отдавала жена. Судя по всему, им грозило новое наказание, и ни один из детей не представлял, что их ждет дальше. Шелли велела Никки и Шейну взобраться вверх по холму за домом и сесть там спиной к спине.
– Будете сидеть, пока я не скажу, что хватит.
Потом она вернулась в дом и села смотреть телевизор вместе с Сэми.
Шейн дрожал всем телом, сидя голыми ягодицами на промерзшей земле.
– Я устал от этого дерьма, Никки, – сказал он.
Никки, нагая и заледеневшая, кивнула головой.
– Я тоже.
Облачка пара вырывались у Шейна изо рта.
– Я хочу выбраться отсюда.
– И я, – ответила Никки.
Они не отрываясь смотрели на дом, боясь, что Шелли выйдет оттуда со шлангом и окатит их холодной водой. Это было вполне в ее духе.
А может, заставит Сэми это сделать. Сэми, как узница концлагеря, сотрудничающая с охраной, существовала одновременно в двух мирах, жалуясь матери на сестру и сестре на мать, чтобы как-то продержаться.
Чтобы выжить.
Бывали моменты, когда Никки с Шейном смеялись над тем, что Шелли с ними вытворяла, но в тот морозный вечер на холме за домом у них просто не осталось на это сил.
– Это просто сумасшествие, – говорил Шейн. – Честно, я ненавижу твою мать.
– Я тоже.
Никки не просто слепо соглашалась с братом. Она действительно ненавидела Шелли. Тем не менее часть ее верила, что, несмотря на все издевательства, лучше иметь такую мать, чем никакой. У Шейна не было другой семьи. Неужели он не видит, что это лучше, чем ничего?
Шелли несколько раз выходила на крыльцо и, прислонившись к перилам, наблюдала, как дети трясутся, сидя спина к спине. Оба молчали. Любые мольбы, обращенные к Шелли, приводили к тому, что наказание становилось еще строже.
– Она выжила из ума, – сказал Шейн, когда Шелли вернулась назад в дом.
Никки не собиралась с этим спорить.
–Да, – ответила она, – я знаю.
Сидя на холме, они играли в свою любимую игру – как убить маму. Конечно, это было не всерьез. Просто детские фантазии о мести, которые они иногда себе позволяли.
Например, когда Шелли принимала ванну. Выйдя в холл в халате нараспашку, она приказывала Шейну и Никки набрать для нее воды.
– Налейте мне ванну, – говорила она ни с того ни с сего, когда вдруг испытывала такое желание.
Дети бросались в ванную и открывали краны. Шейн смотрел, как льется вода, а Никки подливала пену для ванны. Любимого аромата у ее матери не было: ей нравились и лаванда, и роза, и жасмин. Никки сидела на краю ванны и наблюдала за тем, как в ней поднимаются горы пены, а потом пробовала температуру воды рукой. За этим надо было следить особенно внимательно.
Шейн тоже смотрел на пену и улыбался.
– Надо бы принести сюда радио, – сказал он как-то раз.
Никки сразу поняла, к чему он клонит. Подняла голову и улыбнулась.
Шейн кивнул.
– Ага, и швырнуть его в воду, когда она сядет.
– Хорошая мысль, – сказала она.
Это была шутка, но благодаря таким шуткам между Шейном и Никки установилась прочная связь.
Стоило Шелли войти в ванную, они сразу умолкали. Она сбрасывала халат и погружалась в воду. Фантазии о том, как они казнят ее электрошоком, развеивались как дым. Несмотря на все, что она с ними творила, они не могли причинить ей вред.
Было уже совсем темно, когда Шелли наконец сказала Никки и Шейну возвращаться назад в дом.
– Надеюсь, вы усвоили урок, – сказала она.
Они ответили, что да, но на самом деле понятия не имели, за что Шелли на них разозлилась.
Часть третья
Лучшие подруги. Кэти
Глава шестнадцатая
Домом своего детства Сэми всегда считала Лаудербек-Хаус в Олд-Уиллапе. Дом стоял в конце длинной подъездной дороги, на опушке леса, а сразу за ним вздымались к небу гигантские сосны Дугласа, постепенно сдававшие свои позиции под натиском визгливых цепных пил.
За свои шесть лет Сэми ходила в детский сад всего два года, да и то лишь на полдня, потому что мать хотела, чтобы она сидела с ней дома и смотрела бесконечные сериалы на канале АВС. Их узы окрепли благодаря долгим часам на диване, когда они вместе смотрели телевизор и поглощали сандвичи с тунцом и маринованными огурцами.
Никки же сохранила о Лаудербек-Хаус совсем другие воспоминания.