Не говори ты Арктике – прощай

Владимир Маркович Санин (1928–1989) Не говори ты Арктике — прощай Повесть

ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО АВТОРА

Если переплет — одежда, то название — визитная карточка книги. О переплете я никогда особенно не беспокоюсь и за него не воюю, а вот название — другое дело, это штука серьезная. Бывает, первая строчка еще не написана, а оно приходит и определяет тональность будущей книги; бывает, что книга уже написана, а удачного названия нет, и ты неделями ищешь его, проклиная свою бездарность. Хорошо было классикам! Они знали, что им, классикам, визитные карточки ни к чему — все и так знали, что они классики. А раз так, зачем ломать голову над названием? «Гамлет», «Анна Каренина», «Бесы» — и все дела. Это сегодняшний писатель, еще не уверенный в том, что он классик, придумывает названия позаковыристее, вроде «Любовь на солнечной стороне, на опушке леса», или «Ты — тот, кто еще не пришел». Глядишь — и заинтригованный читатель клюнул, выложил денежки.

Пока критики еще не похвалили или не разнесли твое сочинение, название — первая его реклама. Назовешь книгу «Пути-дороги» — и купят ее разве что в привокзальном киоске за пять минут до отхода поезда, и то с отчаянья, а дай этой же книге название, скажем «Пути-дороги из ниоткуда в никуда», — и могут намять бока в очереди, в том же киоске. И вообще с рекламой у нас дела обстоят неважно. Магазин «Продукты», электробритва «Щетина», зубная паста «Антисептическая», духи «Наташа»… А если твою любимую зовут Надя? Пошлет тебя оскорбленная Надя подальше — искать Наташу, и правильно сделает. А назови духи «Придешь…» — и женщины, не обращая внимания на цену, выстроятся в очередь.

Однако — к делу. Вступительное слово я взял для того, чтобы рассказать поучительную историю названия этой книги.

В полярных широтах я бывал много раз, и с каждым разом участие в экспедиции доставалось мне все с большим трудом. В воображении читателя, знакомого с Арктикой и Антарктидой по книгам, полярник — это могучий мужчина с несгибаемой волей и железным здоровьем. Так вот, ваш покорный слуга напоминает сей эталон не больше, чем потертый жизнью многократно битый петух молодого жизнерадостного страуса. Если пятнадцать — двадцать лет назад я еще позволял себе довольно нагло лезть в пургу и морозить свою шкуру при немыслимых температурах, то в последние экспедиции даже какие-то тридцать — тридцать пять градусов при пустяковом ветре превращали меня в руину. Поэтому после приключений в Арктике лет пять назад (о них вы еще узнаете) я твердо решил, что отныне в ворота, ведущие в полярные широты, я больше стучаться не буду. Когда человеку за полсотни и сил у него хватает разве что на то, чтобы дотянуть свой организм до ближайшего лесочка, пора, как советовал поэт, для своих прогулок выбирать поближе закоулок.

Так исключительно мудро и здраво я рассуждал до тех пор, пока меня не замела «Метелица» и окончательно не добил Валерий Лукин (об этом тоже речь впереди).

Впрочем, замести меня и добить оказалось не таким уж сложным делом. В каждом человеке, отдает он в том себе отчет или нет, дремлет авантюрист и ждет своего часа. Чаще всего, убаюканный благоразумием, он так и продолжает дремать всю жизнь, и никому в голову не приходит, что этот скромный очкарик, который и мухи не обидит, что ни день переживает в своем воображении неслыханные приключения: только вчера вместе с Эдмоном Дантесом он бежал из замка Иф, а сегодня, несколько минут назад, расшвырял и распластал на земле дюжину хулиганов. Но как минимум в одном человеке из десяти авантюрист обязательно пробуждается, отбрасывает ко всем чертям благоразумие и, к ужасу родных и близких, возвещает, что отныне его ждут горы (льды, море, тайга). В разные исторические эпохи этот самый один из десяти либо надевает красный колпак и орет «пятнадцать человек на сундук мертвеца», либо с дюжиной таких же одержимых углубляется в неизведанные земли, либо переплывает на двухвесельной лодке в одиночку океан, либо карабкается для чего-то на горный пик, на вершине которого нечем дышать, либо мчится на собаках к полюсу…

Ввиду того что до меня и лучше меня гимн авантюристам пропел в своей «Бригантине» Павел Коган, добавлю только, что к этому великому и неистребимому племени бродяг я отношусь с исключительной симпатией и утверждаю, что без него наша жизнь была бы серой и скучной, как в монастыре, где главное развлечение — земные поклоны и хоровое исполнение псалмов. Правда, в наше цивилизованное время авантюристов называют романтиками, но суть дела от этого не меняется: авантюристы, или, бог с ними, романтики — это люди с особой, лишь им присущей группой крови, которые по-настоящему хорошо чувствуют себя лишь тогда, когда им плохо или, еще точнее, когда им очень трудно. И — обязательное условие! — наличие в этих трудностях опасности и риска.

Честно признавшись читателю в своей принадлежности к великому племени бродяг, продолжу вступительное слово.