Не грози некроманту, попивая сок в Светлой Обители

Феликтонцы, к сожалению, симпатией к новому объекту искусства не прониклись, но смирились, когда я сознавалась, что темный маяк будет держаться месяц, благодаря аркану, который я второпях вплела. Зато его видно из любого места в городе.

Краем глаза уловила пятую точку вдовы, спешно удаляющуюся кустами с места встречи. Именно поэтому с моим папой заигрывать опасно.

Бледного от страха аптекаря подхватили под руки две тетки амбального вида. Даже кузнец на их фоне смотрится ущербной немощью.

— Знаешь, Вайнер, — задумчиво проговорил напарник, когда Инквизиторы к облегчению феликтонцев наконец-то исчезли в портале, — я сейчас несказанно рад, что ты похожа на отца. А не на мать. И с братом твоим я близко знакомиться не хочу. Такое ощущение, будто жуть в вашей семье идет по нарастающей.

Мы не успели отойти от междугородних порталов и на пару метров. А следовало бежать без оглядки, осыпая землю позади всевозможными проклятиями и огнем, потому что за спиной раздался плаксивый голосок:

— Ашерунчик мой. Как же я соскучилась!

Мы медленно развернулись. Миниатюрная женщина в белом воздушном платье простерла руки к Лауфману.

— Мама, — сдавленно прохрипел напарник и оказался сжат в любящих объятиях, жадно хватая ртом кислород.

— Солнышко мое! Похудел-то как! Бледненький! Осунулся!

Мы с Куртом переглянулись и дружно фыркнули. На феликтонском воздухе Лауфман наоборот загорел и чуточку заматерел.

— Если сожмете сильнее, то и посинеет, — подсказала я.

Будущая свекровь полоснула по мне взглядом и поджала губы.

— Это ты его довела! Но ничего! Я останусь здесь и прослежу, чтобы мою кровиночку никто не обижал!

Среди толпы раздались смешки. А мне на ухо зашептал темный Жрец:

— Я передумал. Нормальные у тебя родственники.

Только вздохнула в ответ. В отличие от остальных я в курсе, что между братьями Лауфманами разница почти двадцать лет. Второго ребенка долго не получалось завести. И роды стоили его маме здоровья. Меня в это посветили родители, когда я в школе начала высмеивать чрезмерную опеку Лауфмана.

Женщина тем временем вытерла слезы о рубашку напарника:

— Я знаю, что тебя здесь обижают! Он мне так все и написал!

— Кто написал? — Лауфман покосился на толпу. Если стукач сейчас среди зрителей, я непременно помогу. Подержу, чтобы бить удобнее было.

— Светлый Жрец!

Ах он… блаженный! Избиение откладывается. Но незабываемые минуту среди толпы зомби я ему точно устрою!

Из сказочной картинки сладкой мести меня выдернула следующая фраза женщины:

— Теперь я здесь останусь и прослежу, чтобы тебя никто не обижал.

Прямо наяву увидела нас всех троих на узкой кровати и поспешила спасать свои нервы и психику:

— Здравствуйте, мама, — широко улыбнулась я, — что ж вы не предупредили о визите. Нам совершенно негде вас устроить. Домик маленький. А из еды лишь козье молоко, морковка и крыжовник. Конечно, можно Жаркое забить на жаркое, но жалко. Привязались мы к ушастому. Да и Взюзя расстроится.

Хотя бы я добилась прекращения звуковой атаки. Лауфмана выпустили из нежных материнских объятий, и парень задышал полной грудью. От «Счастливы вместе» пришла волна благодарности.

— Я заселюсь в гостевой дом, — женщина не отступала.

Я подозвала городского главу:

— Любезный, — а чего это он аж присел? — скажите есть такое заведение в Феликтоне? — и взглядом протранслировала, что лучше бы не иметь положительного ответа.

— Что вы! — Сизар вытер потеющую лысину. — У нас маленький городок.

— Вот видите, — я развела руками. — Могу только предложить Фуньку потеснить.

— Мама, — не выдержал Лауфман, — я тебя, конечно же, люблю, но мне двадцать два! Я боевой маг! Лучший на потоке! Я гроза нежити! — Ага, только Взюзе это не скажи, а то лич со смеху лопнет. — Я воин!

— Но сыночка, — снова захныкала женщина, — ты же мог выбрать другую профессию. Как твой братик, например. Ты просто в пику ей, — в меня ткнули пальцем с красивым розовым лаком, — пошел в боевики!

Курт удивленно приподнял брови и спросил:

— Она что не от мира сего? Кто ж позволит такому потенциалу пропадать.

— Тем более в клерках, — поддержала я Жреца. Не стала я женщину травмировать итогами бесед с богами…

Но откровенные смешки в толпе мне не понравились. Того и гляди в открытую потешаться начнут. А у нас тут авторитет, между прочим. По крайней мере, был.

Шагнула к женщине и тихо сказала:

— Уходите. Вы понимаете, что вашему сыну тут еще как минимум до конца практики жить? Хотите, чтобы его всем городом презирали?

Она вздрогнула и, широко распахнув глаза, посмотрела на Лауфмана. Тот только скривился и виновато вжал голову в плечи.

— Ладно, — нехотя сдалась она.

Далее последовала слезное прощание, растянувшееся на час. Я честно пыталась сбежать раз десять, но напарник смотрел на меня жалостливым взглядом голодного щенка. Скрепя зубами, приходилось оставаться и морально поддерживать терпеливого сына. Остальные без зазрения совести рассосались по своим делам.

— Спасибо, — Лауфман тяжело присел на корточки, когда женщина в белом наконец-то зашла в портал.