Какое-то время катим в полной тишине, каждый погружён в свои мысли. Кошу взгляд на Миронову и давлюсь воздухом, настолько она сегодня охуенна. И не только от этого. Ведьма сидит вполоборота и смотрит на меня, улыбаясь, с этими своими мозговъебательными ямочками на щеках, на которые я когда-то охерительно подсел. Продолжаем молчать, но она кладёт руку мне на колено и опять краснеет.
Бля, ну разве так бывает?
Убираю руку с рулевого и накрываю её кисть. Переплетаем пальцы. По нервным окончаниям проскакивают мелкие электрические импульсы. За двадцать четыре года жизни со мной никогда такого не происходило, и вот здрасьте! Мурашки, молнии, мандраж… Заебись просто. Вот как этой зеленоглазой удаётся?
— Артём, можно спросить? — выбивает тихим голосом.
— Смотря о чём. — улыбаюсь, ненадолго поворачиваю голову и возвращаюсь к ночной трассе.
— Почему ты попросил назвать тебя Тёма?
Медленно тяну в лёгкие воздух и выпускаю через нос. Вот чёрт меня дёрнул? Больная тема.
— Меня очень давно никто так не называл. — замолкаю, топя воспоминания.
— Почему?
Да бля! Ну что за девчонка?
— Я ненавижу, когда кто-то так меня зовёт. Плохие воспоминания. — добавляю, пока не посыпались новые вопросы.
Впрочем, я не удивлён, что она спрашивает, мы ведь почти ни черта друг о друге не знаем.
— Не спрашивать?
— Не стоит.
— А если спрошу, ты ответишь?
— Да. — отсекаю убито.
На хрена мне, мать вашу, это надо?
— Зачем ты обесцвечиваешь волосы? — резко меняет тему, а я начинаю давиться слюной от такой перемены.
Вот так просто? Поняла, что этот разговор мне неприятен и перескочила на другой?
Сильнее стискиваю её тонкие пальцы, поднимаю к лицу и осторожно прикасаюсь губами к каждому. Настя слегка вздрагивает, и по её коже расползаются знакомые мне мурашки. Каждая из них уже стала родной.
Так говорю "спасибо", потому что слова застревают в горле. На то, чтобы принять это, уходит какое-то время, а она всё так же смотрит и ждёт ответа.
— Поверишь, если скажу, что это не краска. Натуральный блондин, на всю страну такой один. — смеюсь, напевая песню Баскова, которого, кстати, терпеть не могу.
— Одно дело блонд или седина, но так только обесцветить волосы можно. — рычит, явно сомневаясь.
Опять смеюсь. Никого никогда не интересовали мои волосы. А моя девочка точно ненормальная. Тащусь и от этого.
— ДНК, малыш. Считай это сбоем, так же как и цвет глаз. Это семейное. — со стуком сцепляю челюсти.
Шесть лет прошло, но воспоминания всё ещё причиняют боль.
— Ты никогда не говорил о своей семье. — тянет, заглядывая мне в глаза, а я готов из машины выскочить, не сбавляя скорости.
Ну как ей, блядь, сказать?
— У меня никого нет. — выбиваю тихо, давя внутри готовый к извержению вулкан.
Ещё один вопрос о прошлом, и я взорвусь на хрен, разлетаясь окровавленными кусками плоти.
— Мне жаль. — всхлипывает и так же, как и я, подносит наши сцепленные руки к своему рту и осторожно касается губами.
Чувствую горячую влагу её слёз на пальцах. Хочу успокоить, но сейчас не до этого. Член тут же оживает и просится наружу. А точнее сказать, внутрь. В неё. Ёрзаю на сидушке, стараясь принять позу, в которой не будет такого дискомфорта, но хуй-то там. Миронова замечает мои странные движения и поднимает брови.
— Ты чего?
— Задница затекла! — несдержанно буркаю в ответ.
— Артём, если тебе не нравится, когда тебя зовут Тёма, тогда почему? — опять добивает, мгновенно сменяя тему.
Бля, ну и как ей это удаётся?
— Не думал… — замолкаю, подбирая слова. — что мне будет приятно, когда кто-то снова так назовёт. И не просто кто-то. Ты, Насть. Остальных урыть готов был за это, но ты… С тобой всё иначе. Вообще всё!
Снова перевожу взгляд на охрененную девчонку на пассажирском сидении в ожидании реакции. Она опускает глаза и начинает тараторить:
— Всё иначе? И у меня тоже… С тобой, Тём, иначе. Разве так может быть? Чтобы два человека всего за сутки?
— Бля, Насть, ну что ты за чудо? — снова растягиваю губы в улыбке.
С ней всегда так: от желания убить до счастливого смеха. Вот такая она — моя девочка.
— Чудо от слова чудовище? — бубнит, глядя исподлобья.
Не сдерживаюсь и начинаю ржать. Даже с трассы съехать приходится. Ставлю Гелик на паркинг и продолжаю ухохатываться. Смотрю на Миронову, и она тоже хохочет. Её смех эхом разлетается по салону, задевая все нервные окончания в моём теле. Впервые слышу, чтобы она так смеялась. Искренне, несдержанно, заливисто. Хватаю её за талию и перетаскиваю к себе на колени. Смех тут же замирает на её губах, когда она читает в моих глазах нескрываемое желание.
— Артём… — шепчет и целует.
Сама.
Аккуратно проходит языком по моим губам. С опаской проскальзывает внутрь и касается моего. Давлю на все тормоза. Дёргаю стоп-краны. Нельзя! Не сейчас. Не в машине посреди дороги.
— Настя, — хриплю, обдавая дыханием её губы, — если ты не перестанешь так делать, то я не смогу сдерживаться.