(Не) идеальный босс

Из моего горла вырывается смешок, как только я слышу это слово. Марк кто угодно, но только не баран. Он просто усталый, запутавшийся человек, который пытается держать в руках слишком много всего, а я капризничаю и требую к себе внимания.

— Значит, ты не уезжаешь?

— Куда?

— В Германию, ради сына.

Замираю в ожидании ответа, и выражение лица Марка мне совсем не нравится.

— Карин, — говорит он со вздохом, — я, честно, хотел тебе признаться, но не знал, как это сказать. Думал и так и сяк, но выходит одно к одному: я не могу так издеваться над ребенком, чтобы он жил в разных странах. То с мамой, то с папой. Это невозможно устроить по-нормальному. Чтобы он ходил в одну и ту же школу, жил в одном доме, надо ему жить в одной стране.

— То есть я была права? Ты закрываешь бизнес здесь, забираешь сына и уезжаешь?

Марк плотно сжимает челюсти, так, что на скулах играют желваки, и выглядит поверженным и усталым, как будто перепробовал все средства борьбы и проиграл.

— Я пойму, если ты не захочешь пускать свою жизнь под откос.

— О чем ты, Марк? Я не понимаю…

— Пойму, если не захочешь ехать со мной, возиться со всеми документами, учить язык, воспитывать чужого ребенка, я пойму!

— Ты таким образом меня бросаешь, да? — не сдержавшись, бросаю ему в лицо. Голос дрожит, слезы на подходе. Меня начинает потряхивать, потому что все мои самые сильные страхи оказались реальностью. Марк уезжает! И он скрывал это от меня! Обманул!

— Карина! Я порой не понимаю, твоя горячность — это то, что я в тебе люблю, или то, что помешает нам быть вместе! — Марк порывисто тянется ко мне и заключает в капкан рук мое лицо. — Что ты там себе надумала, а? Ну-ка, поделись со мной тем, что за тараканы пробегают в твоей голове?

— Любишь? Если любишь, зачем скрывал?

— Я не скрывал, Карина! Я пытался наладить свою жизнь.

— А я какое место в твоей жизни занимаю? Я никак не могу понять.

— Ты сама должна решить, какое, — сурово говорит Марк, заставляя меня прекратить истерику. — Я выдал тебе весь расклад. Переезд, чужой ребенок, ответственность, сложности. Я не могу и не хочу, чтобы ты на себя взваливала лишние обязательства.

Подаюсь вперед и прикрываю ему рот ладонью, чтобы замолчал.

— Марк, прекрати называть Курта чужим ребенком для меня! Всё твое станет моим. Уже стало. Я принимаю тебя, твою жизнь, твоего ребенка, твою новую страну. Я даже буду говорить на этом ужасном языке, что ж поделать!

— Немецкий не так и ужасен, либхен, — говорит он вдруг улыбаясь. Называет каким-то непонятным словом.

— Либхен? Это что?

— Любимая, Карина, любимая, — Марк нежно гладит меня по щеке пальцами, тянется к губам.

— Значит, я буду фрау Фишер? — приподнимаю бровь, свыкаясь с новой реальность. — Фрау Фишер, а что? Звучит неплохо. М? А ты будешь герр Фишер.

— Правильнее говорить херр, — поправляет меня Марк, вызывая приступ смеха. Знаю, что это нервное, но не могу остановиться. Отсмеявшись, нахожу себе пристанище в уютных объятиях Марка.

— Скажи еще что-то по-немецки, — прошу тихо, обнимая его и слушая размеренный стук сердца. Мне так хорошо, как никогда не было. Готова полететь с ним в космос и век прожить на орбитальной станции. Ведь это мой мужчина. Только мой.

— Давай я лучше скажу по-русски, чтобы ты поняла. Карина, я люблю тебя. Я любил тебя с юности и не переставал. Ты вздорная, взбалмошная и горячая, яркая и настолько красивая, что я порой не верю, что ты можешь меня любить.

— Марк, когда ты перестанешь вспоминать те времена? Я была такой глупой. Так много не понимала и упустила наш шанс быть вместе, а теперь мне это постоянно аукается, когда ты говоришь, что хочешь избавить меня от себя, как от какого-то груза. Давай договоримся, что это будет наш последний разговор на эту тему.

— Я не против, Карин, серьезно. В моей голове, наверное, не меньше тараканов.

— А мы их прогоним, проведем дезинсекцию.

— Решено, а вообще предлагаю поменьше говорить, а побольше…

И мы действительно больше не говорим, по крайней мере следующие десять минут, потому что наши рты заняты. И весь мир исчезает.

Эпилог

— И вон он говорит мне: «Ника, ты выходишь замуж за Волошина, или я тебя лишаю всех карточек и машины». А я ему такая: «Да господи, лишай. Чтобы я? Да вышла замуж за этого старикана с морщинистой жо…»

— Ник… — кошусь на Курта, который с серьезным видом разгуливает по террасе с маленькой двухлетней Хеленой.

— Пф! Твой старший сын так толком и не научился говорить по-русски, плюс нас не слышно, — успокаивает меня подруга, приехавшая в отпуск к нам в Мюнхен. Спустя четыре года могу сказать, что совсем не жалею об этом переезде, только дико скучаю по подруге, ведь здесь я пока ими не обзавелась. Люди в Германии другие, не такие душевные, как в России.

— Он понимает по-русски, я стараюсь с ним часто говорить на нем, но ему, конечно, проще на немецком.