Не ищи меня

Ник уже успел подняться на ноги и быстро приближался. Я слышала его тяжелое дыхание. Мои глаза постепенно привыкали к темноте, я уже могла различить его белую рубашку, движущуюся в моем направлении. Я размахнулась веслом и ударила его, целясь в лицо. Весло было гораздо тяжелее трубки от пылесоса и шарахнуло ему по носу. Его развернуло, и я ударила снова – на этот раз удар пришелся по щеке. Его челюсть обвисла, из ноздрей струилась кровь. Я ударила в третий раз, отбрасывая его назад. Весло полетело следом, стало бить его по лицу снова и снова. Как будто обрело собственную жизнь, а я его не останавливала.

Раздался плеск: Ник упал в воду.

– Таш… – булькнул он.

Я уронила свое оружие и побежала. Взлетела вверх по склону, пронеслась по траве, потом по гравию. Впереди была дорога, которая вела к трассе. Я бежала со всей скоростью, на какую была способна. Так, словно он преследовал меня, хотя я знала, что он тонет.

Впереди показался «Рэндж Ровер». Джен, должно быть, сменила машину. Я подбежала к нему и дернула за ручку. Дверь была не заперта. Я залезла на водительское сиденье. Ключ все еще торчал в зажигании. Я повернула его, и машина заурчала. Вот оно – средство спасения. Я должна была им воспользоваться. Но только вспомню ли я, как вести?

Глава 30

Тогда

Дженнифер

Я открыла Наташину дорожную сумку, вытащила оттуда вещи Эмили и разложила на кровати, как для военной инспекции. Подгузники и влажные салфетки. Полосатое боди, застегивающееся между ног, и милое беленькое платьице с очень короткими рукавами – на обоих все еще торчали этикетки. Я сорвала их, но остались пластиковые кольца, на которых они висели. «Неважно, – подумала я, – она недолго будет носить “Асду”».

Эмили все еще крепко спала, утомленная событиями прошедшей ночи. Я же, напротив, глаз не сомкнула. От Ники до сих пор не было ни слуху ни духу, и я не знала, что делать дальше. Ждать в мотеле или вернуться в Ред Хау? Ник разозлится, если я нарушу договоренность, но все же… У меня было тревожное предчувствие.

Я вытряхнула содержимое дорожной сумки, на кровать упали Наташины телефон и кошелек. Я вздрогнула, как будто бы она внезапно вошла в комнату. Нужно было как можно скорее от них избавиться: они были уликами. Но, естественно, не здесь. Я взяла кошелек и вдохнула запах мягкой багровой кожи. Внутри было не так много налички: десятифунтовая купюра и несколько монет. Три карточки, две из них на имя Ника, и, как я знала, он их заблокировал. Крошечная фотография Эмили, улыбающейся из-за оконного стекла. По отсутствию зубов я предположила, что ей здесь четыре-пять месяцев. Я глянула на спящую в кроватке фигурку и подумала о том, что сниму тысячи ее фотографий, когда весь этот кошмар останется позади. Устроим студийную фотосессию: мы с Ники и Эмили в одежде сочетающихся пастельных тонов расслабленно сидим на белом фоне. Самую лучшую я перенесу на холст и повешу над камином в гостиной как традиционный семейный портрет.

Я уже собиралась извлечь фотографию из кошелька, когда Эмили зашевелилась. Было семь утра, вполне разумное время для ребенка, как решила я. Пора впервые в жизни поменять подгузник. Я развернула пластиковый коврик и положила его на кровать рядом с одеждой.

– Папа? – Эмили протерла глаза кулачками и села, моргая и оглядываясь в новом месте. – Папа?

– Он скоро приедет, – ответила я беззаботным голосом, подходя к кроватке и поднимая ее. Она посмотрела на меня в замешательстве, словно не узнавала. – Давай сменим подгузник и наденем красивую чистую одежду. А потом пойдем и съедим чудесный завтрак. – Мне и думать не хотелось, какую гадость они здесь подают.

Она, хмурясь, отклонилась от меня.

– Папа?

– Он скоро будет. А пока я за тобой присматриваю.

– Мама?

– Да, это я. Я теперь твоя мама. Иди сюда, цыпленочек.

Она сморщилась, когда я положила ее на холодный пластик, и попыталась уползти.

– Нет-нет, лежи смирно.

Я зажала ее ногами и стала снимать пятнистую пижаму, задев ее по носу, когда стаскивала верх через голову. Когда я потянулась за влажными салфетками, она выскользнула, перевернулась и поползла по кровати. Я затащила ее обратно за лодыжку и резко перевернула на спину. Ей было не больно, но лицо сморщилось, и она заплакала.

– Господи боже, мы всего лишь меняем подгузник!

Но теперь загадочным образом исчезла салфетка. Я потянула другую, но вместе с ней, не желая разделяться, вытащились еще три. Наспех протерев нижнюю часть тела, я подняла ей попу и запихнула под нее чистый подгузник. Наконец у меня получилось снять бумагу с клейких застежек, и я прилепила их на равном расстоянии от пупка. Она пнула меня в живот, пока я натягивала на нее новые боди и платьице. Пока удалось застегнуть застежки, я вся вспотела.

– Папа? – в двадцатый раз спросила Эмили, потом перевернулась на живот и поползла к краю кровати.

– Я же сказала, он едет, – я успела поймать прежде, чем она свалилась на пол головой вперед, и посадила обратно в кроватку. – Поиграй здесь пять минут, пока мамочка принимает душ, хорошо?