Не искавшие приключений (СИ)

Что известно наверняка, более полувека спустя, за тысячи миль от Ландрийского поля, в предгорьях Долгого Водораздела кочевники нашли молодого мужчину. Или, вернее, это он отыскал их, появившись на стоянке прямо из воздуха. Истощенный, в лохмотьях, без сил, но здоровый и почти вменяемый, человек не знал, где очутился. Не смог объяснить местному колдуну, как ухитрился возникнуть из ниоткуда. Не верил, что война завершилась — для него она была минуту назад. В руках человек сжимал деревянную коробку с незатейливой гравировкой, шею бедолаги украшали жуткие шрамы, словно кто-то терзал его горло когтями.

Вы уже поняли, о ком речь? Да, все верно.

Спустя еще какое-то время последний солдат Ландрийского поля вернулся домой — с пустыми руками. Шкатулка Меркатора бесследно исчезла в дороге. Изучая наследие войны, маги и их подмастерья пришли к выводу, что пресловутый "Схрон между мирами" — не пустота в привычном всем понимании, но нечто гораздо сложнее, возможно, даже наделенное разумом. В Пустоте нет места ни жизни, ни смерти. А на появление чего-то подобного она реагирует… мягко говоря, недружелюбно. Например, взрывом, способным уничтожить средних размеров город.

По неподтвержденным данным маг успел создать не одну такую шкатулку-схрон.

На сегодняшний день шкатулка Меркатора считается артефактом четвертого уровня.

О чем вам это говорит? Правильно, четвертый — максимально-опасный.[2]

_______

[1] торговец

[2] Флориан де Стеррэ "Военные артефакты. Сборник лекций для магических вузов. Издание шестое, дополненное."

Глава 3. Королева прощается. Часть 1

Платье едва прикрывало колени, самое большее — на ладонь. Почти прямое — по последней моде, оно сидело безупречно, радовало глаз насыщенным зеленым цветом, было вышито бисером и… возмутительно. Во время примерок платье точно было длиннее.

— Я! Не! Выйду! В таком! Виде! Из дома! Зи, ты слышишь меня?! — гувернанток учат быть убедительными, хладнокровными и готовыми к неожиданностям. Все эти навыки как-то не слишком помогали справляться с новой подругой.

— Ага… Конечно, не выйдешь… — рассеянно отозвалась Горензия, пробегая мимо с утюгом в одной руке и щипцами для завивки — в другой. От щипцов я успела увернуться, искры, летящие из утюга, смогла затоптать. Зи этого не заметила: мыслями она уже пребывала на танцах. — Снаружи холодрыга и дождь, мы наденем пальто.

— Но, Зи, это черт знает что…

— Это — черт знает что? — теперь в одной руке Зи была помада, в другой — боги знают, зачем — ершик для унитаза. — Побойся Сущего, оно полностью сшито. А вот в моем до сих пор куча булавок. Ну же, не хмурься, мы всех там сразим! — забег Гортензии по квартире наконец завершился — у трюмо в прихожей. Каким-то непостижимым образом она уже успела одеться и причесаться. Теперь Зи добралась до косметики.

— Может быть, обойдешься без этого? Или обвинение тебя ничему не научило?

— Почему не научило? На службе — ни-ни! Но мы же не там, ага? Давай, я и тебя…

— Нет! — импульсивность подруги, похоже, была заразна. Иначе как я сумела одним прыжком очутиться за кухонной дверью, подпирая ее плечом.

Минуту спустя в кухню деликатно постучались.

— А давай так: ты не ругаешься на платье, а я тебя не крашу. Идет? И еще покупаю коктейль. Безалкогольный, чесслово.

— Нет!

— Два коктейля и мороженое, клубничное, — мир явно потерял в лице Гортензии неплохого переговорщика.

Пришлось слегка приоткрыть дверь.

— Мороженое, и я стою в уголке. Не танцую и вообще не заметна.

— Ну. коне-е-ечно!

Прежде чем я разобралась, согласие это было, или сарказм, меня запихнули в пальто и вытолкали из квартиры.

* * *

Не то чтобы я совсем не любила повеселиться. В бытность студенткой педагогического колледжа меня вполне можно было счесть любительницей вечеринок — если считать таковыми встречи фанаток Карнеолы Миллер и посиделки с подругами. Да что скромничать, однажды мы впятером даже решились взглянуть на Пылкий Квартал — тот самый, где падшие женщины осчастливливают мужчин за деньги. Вот так, запросто: взяли, решили и взглянули. То есть, стянули у моего отца подзорную трубу, вылезли на крышу и посмотрели. Самое предосудительное, что мы в тот день разглядели — девиц в легких платьях, что стояли в витринах: точь-в-точь — манекены из Пассажа, только у манекенов ценники пришпилены на одежду, а у девушек висели на шеях. Остальная жизнь запретного квартала оказалась скрыта за плотными шторами и надежными дверями. Квартал выглядел более чем респектабельно, утопал в цветах, даже мог позволить себе газовые фонари.

Мы не были идиотками и уже тогда примерно представляли, что творится за дверями и шторами. Но слова "позор", "безобразие" и "падение нравов" совершенно не вязались с увиденным.