Когда все наконец уснули, Лука спрыгнула с верхней койки. Она не слишком оберегала сон сестер и братьев, да и не о чем было беспокоиться: поднять их мог только будильник в ведре. Причем ведром с будильником следовало колотить по полу. Бесцеремонно пошарив под подушкой старшей сестры, Лука стащила полпончика в носовом платке. Еще половинку она сохранила сама — достаточно для осуществления плана. Оставалось прокрасться мимо матери — та спала чутко и нервно.
Вместо своей куртки Лука надела пальто Милы — в длиннющих рукавах не замерзнут руки. Надвинула на глаза шапку, сверху накинула шаль — вот теперь можно всю ночь просидеть на галерее. Главное — разложить сладости и не двигаться.
Прилетят феи, примут подношение и станут рассказывать истории: о дальних странах, о былых чудесах… А еще — о тварях, что выползли из нор и сводят людей с ума, как это было уже — три века тому назад.
________________________
[1]
каттиска — сероземельское ругательство, букв. — страхолюдная, как ловушка для рыбы, переносн. — чувырла и аналоги. Остальные ругательства — вариации на "полудурок", "***ная весна" (переносн. — "Какого черта?") и "лыжи тебе в….." ("Чтоб тебя!").Интерлюдия 5
Флориан де Стеррэ, ректор Бергюзского Института Прикладной Магии, кавалер звезды Содружества второй степени и проч. и проч. очень сильно не любил две вещи: вышестоящих чиновников и малопонятные способности. Хуже визита к канцлеру, которого он до сих пор не раскусил, мог быть только неофициальный визит к нему — для "беседы в дружеской обстановке". Старый верный приятель инспектор окинул взглядом дверь, принюхался и вздохнул:
— Кормить, судя по всему, не будут.
И в этом был весь Тервюрен. Никогда нельзя было понять до конца: иронизирует он или высказывается серьезно. Де Стеррэ некстати вспомнилось, что Карнеола, в отличие от остальных, эту черту инспектора любила, даже перенесла на бумагу, создавая своего персонажа — язвительного сержанта.
В холостяцкой жизни господина ректора очередная пассия появлялась достаточно регулярно, увы — ни одна даже отдаленно не напоминала первую любовь. Должно быть, другой такой женщины просто не существовало.
Хотя…
Эта юная нахалка оказалась ближе к идеалу, чем все прочие, взятые вместе. Определенно, в ней что-то было —
— Гмм… — невольно прокомментировал свои мысли де Стеррэ.
— Полегчало? — спросил друга инспектор.
Что это — проявление способности, или просто прекрасное знание человеческой природы, ректор не был уверен по сей день. В чем он был уверен, так в том, что хочет сдернуть бюст с постамента и метнуть им в приятеля — без рук, разумеется, исключительно магией. Они же не гимназисты какие-нибудь! Паранойя предыдущих правителей спасала инспектора от возмездия: стенные панели включали в себя множество охранных амулетов. Ходили слухи, что после неудачного отравления защита увеличилась вдвое. Слухи — потому что Бергюзский Институт ни над чем таким не работал: маги и подмастерья решали другую задачу. Странную, надо сказать, задачу: ректору она вовсе не казалась значительной до такой степени, чтобы бросать на нее все силы Института.
Прежде чем де Стеррэ снова погрузился в мрачные мысли, распахнулась дверь и секретарь пригласил их войти.
Мрачные мысли перестали быть мрачными, когда стало ясно: глава правительства действительно пригласил их обсудить тех самых "мозговых тараканов" и все, с ними связанное.
— Господа, вы помните, что философы называют "Заточенным краем маятника"? — спросил канцлер. Тервюрен поморщился:
— Каюсь: этот предмет частенько прогуливал, — он позволил себе тяжело вздохнуть — мысленно разумеется: "дружеская беседа" не принесла ничего существеннее чашки чая.
— О каком именно маятнике речь? Их минимум четыре, — блеснул знаниями де Стеррэ.
— О том, который отбрасывает маловероятные варианты, оставляя самый простой. То, что я скажу, господа, какое-то время будет известно лишь вам, — Его Сиятельство несколько мгновений вглядывался в чашку, словно изучал варианты будущего. Судя по его лицу, будущее не радовало. — Самый простой вариант заключается в том, что эти… гм-м…