Не искушай меня

Девон разговаривал с ней, наполняя ее уши каждой романтической чушью, которую знал, она хотела услышать. Его рот двигался, но все что я слышала, это ложь. Судя по выражению лица Рене, она ему верила. Или, по крайней мере, хотела верить.

Я знала, она все еще любит его. Зачем она отдала свое сердце кому-то, который не ценил его? Это было здесь, ясно как день, на ее лице. Любовь. Останавливающая сердце, медленно убивающая любовь.

Мое сердце колотилось в груди, пока я наблюдала за ними. Картинка передо мной была такой знакомой, что у меня перехватило дыхание.

Пока Девон говорил, я слышала слова Макса. И не Рене я видела, впитывающая его умоляющие обещания… это была я.

Наша любовь была похожа, не важно, как сильно я пыталась убедить себя в обратном. Они были одинаково разрушающими. Одинаково изматывающими. И одинаково дисфункциональная.

— Пожалуйста, Рене. Просто дай мне еще один шанс, — умолял Девон, и глаза Рене наполнились слезами. Дерьмо, она собирается сдаться.

Она не может поддаться! Если она сдастся, то что остановит меня от того, чтобы сделать то же самое? Мы должны быть сильными. Должны сделать это вместе.

Так что я сделала единственное, что могла, закричала во всю силу своих легких.

Девон развернулся ко мне, ярость исказила его лицо.

— Заткнись, тупая сука! — прорычал Девон, толкая меня назад. Его удар попал по плечу, и я упала на пол.

И Рене наконец очнулась. Дрожащими руками она вытащила телефон и подняла его.

— Убирайся, Девон. Никогда не возвращайся! Между нами все кончено! Между нами все закончилось уже давно! Я больше никогда не хочу видеть твое больное, сожалеющее лицо! Если ты не уйдешь в течение тридцати секунд, я звоню в полицию. Я получу судебный запрет. Твоя задница попадет в большие неприятности! И что тогда скажут об этом твои мамочка и папочка? — спросила она, ее губы изогнулись в улыбку, которой я никогда не видела. Ее плечи были отведены назад, подбородок поднят. Я знала, Девон пугал ее, но она была сильна. Я никогда не гордилась ей так, как сейчас.

Девон нахмурился, как будто не был уверен, что правильно все расслышал.

— Малыш, ты не можешь говорить серьезно. Мы принадлежим друг другу. Я люблю тебя, — попытался он снова.

Рене начала набирать цифры, и затем заговорила.

— Да, меня преследуют, и он здесь прямо сейчас. Его зовут Девон Китон, он мой бывший парень. Я боюсь за свою безопасность, — произнесла она в трубку.

Девон был в ярости. Он выглядел устрашающе. Пока Рене все еще разговаривала с диспетчером, он выбежал за дверь.

Я поспешно закрыла за ним дверь и заперла ее.

— Он только что ушел, — сказала Рене в трубку. Она сползла вниз по стене и села на пол.

— Не думаю, что он вернется. Не надо никого присылать. Хорошо. Буду. Спасибо вам.

Она повесила трубку и спрятала лицо в руках. Я обняла ее рукой за плечи.

— Я должна пойти в здание суда и заполнить документы на судебный запрет. Но может быть он ничего не сделает. Может теперь он оставит меня в покое, — произнесла Рене, она выглядела так, будто разрывалась на части, но с едва заметной надеждой.

— Я не уверена. Но думаю, ты должна получить запрет. Для твоего собственного спокойствия, — сказала я ей.

Рене кивнула, и мы замолчали. Затем она посмотрела на меня, ее лицо изнуренное.

— Почему мы поступаем так с собой, Обри? Почему отдаем свои сердца мужчинам, которые разбивают их? Я думала, Девон мой принц. Боже, я думала, он любит меня. Я такая идиотка. — Она рыдала, и я плакала вместе с ней. За нее. За себя. За каждые дерьмовые отношения, которые закончились слезами.

— Любовь не должна быть такой, — произнесла Рене, всхлипывая. И она была права. Эта сжигающая, ноющая боль глубоко в моей груди не должна быть тем, какой ощущается любовь. Это было не здорово. Неправильно. И, к сожалению, она не исчезнет.

Я была пойманной в ловушку женщиной.

— Пошли, я схожу с тобой в суд. Затем угощу тебя шоколадным тортом, который ты так любишь, из «Кейктопии», — предложила я мягко.

Рене вытерла слезы с щек и храбро улыбнулась.

По крайней мере кто-то научится на ее ошибках, пока не стало слишком поздно.

***

После того, как дождалась с Рене судью, я вышла наружу, и в момент слабости, попыталась снова позвонить Максу.

Как умно для моего сурового решения.

Но я ничего не могла с собой поделать. Мое острое чувство страха не ослабевало, чем дольше он не выходил на связь.

Конечно, он не ответил.

Я убрала телефон в карман, и когда Рене освободилась, я притворилась, что ничего не случилось. После этого я отвела Рене в ее любимую кондитерскую около кампуса, и начала угощать ее кондитерскими изысками.

Рене не плакала. Она не колебалась в своем решении о получении судебного запрета.

Она потрясающе справлялась.

— Ты не собираешься это есть? — спросила Рене, после того как закончила со своим горячим шоколадом. Я пододвинула к ней тарелку.

— Ешь, — произнесла я с лучшей улыбкой, которую смогла выдавить.

В кармане зазвонил телефон, и, как и каждый раз, мое сердце затрепетало в надежде, что это Макс.

И, как и каждый раз за последнюю неделю, я была разочарована, что это не так.