– Мне понадобится много часов, чтобы сложиться, и если я поеду с тобой, путешествие займёт вдвое больше времени, – проговорила Зоя. – Мужчинам не нужно делать столько остановок, как женщинам. Так ты вернёшься через несколько недель – возможно, меньше, чем через две недели. Тогда мы сможем насладиться остатком Сезона.
– Не могу поверить, что должен оставить тебя одну, в то время как я уезжаю ругаться по поводу прав на рыбную ловлю, подумать только, в такое время.
– Они бы не послали за тобой, если бы не было необходимости. – Она погладила отвороты его сюртука. – Не волнуйся, пожалуйста. Я не одна. Здесь мне безопаснее, чем в любом другом месте. И я всё равно не смогла бы получить удовольствие от выхода в свет без тебя, в любом случае.
– Я беспокоюсь, что ты начнёшь скучать, Зоя. Когда тебе скучно, случаются ужасные вещи.
– Я совсем не буду скучать. Я предвкушаю, как сменю обстановку в доме. Я буду очень занята, рассматривая образцы тканей и красок, обдумывая, как обставить комнаты. Если я начну ощущать скуку, то пошлю за моими сёстрами, чтобы они поспорили со мной.
Марчмонт посмотрел вниз на неё долгим взглядом, на её сверкающие голубые глаза и солнечную внешность:
– Может быть, ты вообще не будешь скучать по мне?
– Я буду очень скучать по твоему телу, – сказала она. – Но пока ты находишься в отъезде, я могу подумать о новых и разных способах воспользоваться им.
Герцог подумал о том, какие новые и разные способы она может изобрести, к которым она не прибегала раньше. Однако у Зои, казалось, воображение не знало преград.
Он рассмеялся, подхватил её за талию и поднял её над тротуаром.
– Я буду обдумывать эту идею по ночам, чтобы она согревала меня в моей холодной одинокой постели.
Он поцеловал её, и Зоя обвила его шею руками, открыто возвратив ему неудержимый поцелуй. Ей тоже было всё равно, кто за ними наблюдает. Она никогда не оглядывалась назад. С Зоей так было всегда – всё или ничего.
Марчмонт медленно поставил её на ноги, смакуя ощущение её мягкого тела, скользящего по нему. Они шокировали свои соседей, без сомнений. Ах, да, он без памяти влюблён в собственную жену. Почему ему беспокоиться о том, кто их видел? Пусть смотрят и пусть говорят, если хотят.
Его жертва была обязана рано или поздно выйти, но Харрисон не мог ждать. Он только подождал, чтобы убедиться, что герцог внезапно не изменил намерений и не вернулся. Он прислушивался к слухам и тихо впитывал информацию, которой обменивались обычные слуги в местах своих обычных собраний.
Половина Лондона наблюдала вульгарное публичное прощание на Сент-Джеймс сквер. Вторая половина слышала от тех, кто видел. Это было, конечно, делом её рук, повиснуть на шее его светлости подобно шлюхе.
Но её чары не помогли ей вернуть его. Герцог не изменил решения и не вернулся во вторник или в среду. Прошёл также четверг, и герцог уже должен быть в сотнях миль отсюда.
Луна, достигшая полной своей фазы, взойдёт через два часа, а в настоящее время свет от нее создавал тени на Сент-Джеймс сквер. Во мраке, подальше от узких кругов света уличных фонарей, Харрисон терпеливо выжидал.
Он стоял и ждал, пока швейцар закроет ставни в Марчмонт-Хаусе. Со своего места, он не мог слышать, как запираются двери, но ему было известно, что так будет сделано. Вскоре после этого швейцар погасит свет в вестибюле и коридорах.
Харрисон рассчитал время, зная заведённый в доме порядок. В эту ночь все слуги должны были находиться в постелях. Если бы хозяин с хозяйкой были на балу, некоторым пришлось бы бодрствовать в ожидании. Но хозяин уехал, а хозяйка не выезжала. Швейцар скоро задремлет в своём кресле. Остальные улягутся в кровати, наслаждаясь восхитительной роскошью нескольких дополнительных часов отдыха. Они будут спать как убитые. Их мог бы разбудить пожар или взрыв, но никак не что-то меньшее.
Будь он всё ещё управляющим, он бы бродил по коридорам, чтобы удостовериться, что мужчины и женщины спят отдельно. Он никогда не проявлял снисхождения к непристойностям такого рода. Забеременевших горничных увольняли без рекомендаций, виновные в их положении мужчины уплачивали штраф. Но Харрисон больше не возглавлял их, и герцог до сих пор не нашёл ему замену. Оставался только Томас, недавно возвысившийся до дворецкого и единственный, кто подходил на эту должность.
Все же Томас мог рыскать по дому, ревностно относясь к своему новому положению и желая выслужиться перед новой госпожой, демонстрируя своё усердие.
Харрисон подождал ещё немного, ища малейшего проблеска света.
Он ничего не увидел. Только темноту.
И когда он прошмыгнул через служебный вход, то услышал лишь знакомую тишину спящего дома.
Будучи мальчиком и юношей, Харрисон жил в Марчмонт-Хаусе на протяжении двадцати лет. Ему был известен каждый дюйм дома. Как управляющий, он ходил по этим коридорам поздно ночью. Он мог найти дорогу в любую часть здания даже с завязанными глазами.