Отходит от двери, и я в дом захожу. Запах неприятный в ноздри лезет. Здесь плесенью пахнет и одиночеством.
Проходит старушка к столу. Скромно накрытый. А я на фото смотрю с траурной каймой. Кулаки сжимаются, а бабулька стул мне придерживает.
- Я знала… знала, что сослуживцы Кирюши подойти должны, только вас мало осталось…
Выговаривает, а я прохожу и сажусь. Ответы мне на свои вопросы не с кого теперь выбивать, и я не понимаю, что именно чувствую.
- Кирюша у меня хорошим мальчиком был.
Вещает бабулька, а я смотрю в ее блеклые глаза и так и тянет сказать, что видать Кирилла она совсем не знала. Хорошие мальчики так не поступают с беспомощными женщинами и пусть я знаю, что он Яну не тронул в понятном плане, но…
Женщина вещает о расчудесном мальчике, который в горячих точках воевал, родину защищал, которого эта самая родина отказалась содержать, когда неожиданно молодого мужчину инсульт ломанул.
- Знаете, Кирилл, он всегда добрым был. Еще мальчишкой, когда был соседям помогал, вечно то кота домой притащит, то собаку с улицы… Добрый мальчик был… А вас как зовут? - вдруг встрепенувшись на меня смотрит, а в глазах надежда какая-то…
Никто не вспоминал, никто не приходил… судя по всему и сейчас этой женщине необходимо для себя верить, что были и друзья, и товарищи, но, судя по всему, никого не было.
- Михаил.
Кивает. Жамкает губы, а потом спрашивает.
- А фамилия?
Скрывать мне нечего. Поэтому и отвечаю будто рапортую.
- Михаил Дмитриевич Воронов.
Старушка вдруг в меня свои блеклые глаза упирает. Смотрит так, что не по себе становится.
- Воронов… - повторяет и губу закусывает, а потом встает вдруг резко, причем настолько движение спонтанное, что чуть со стола все не падает, отбегает на мгновение и возвращается с конвертом, который в руках сжимает.
- Вот. Возьмите. Кирюша… он… его же паралич разбил, но он… он писал вам… говорить не мог, а писал…
Протягивает мне письмо, на которое я смотрю секунду. Затем забираю из старческих рук. Так и не притронувшись к выпивке, я поднимаюсь из-за стола.
- Мне пора. Простите.
Выдаю женщине. Слов соболезнования у меня нет. Мальчика из ее рассказов я не знал. Кирилл Захаров для меня преступник. Иду к дверям и слышу окрик старушки.
- Михаил… Михаил Дмитриевич… - семенит за мной, и я останавливаюсь, разворачиваюсь и смотрю в бледное лицо.
Того, кому я хотел отомстить здесь нет, а с женщинами я не воюю.
- Да.
- Он часто просил прощения… с трудом говорил, но повторял извинения…
- Бог простит, - отвечаю матери Кирилла и открываю дверь, выхожу и спускаюсь по лестницам.
Письмо жжет пальцы, хочется разорвать и выкинуть, но я все же открываю его и читаю…
Слов оправданий и сожалений, надежда на прощение и понимание, что кто-то там наверху покарал за грех…
Откладываю письмо. Конечно же у Кирилла был шанс прийти ко мне и рассказать все, возможно тогда бы все так не заварилось, но он этого не сделал.
Не смог. Не захотел. В подробности не вдаюсь.
Факт в том, что Захаров получил за то, что совершил. Не моими руками, но тем не менее…
Открываю окно и письмо вылетает наружу, его подхватывает ветер и уносит. Успокоения то, что узнал мне не приносит. Груз на плечах только усиливается.
Я потерял годы. Я потерял целую жизнь. Жену потерял и ребенка своего не видел.
Остается на очереди Алевтина. Ее причастность ко всему этому уже даже не просто не вызывает сомнения, это факт.
Только мне нужно понять ее роль во всей этой многоходовке. Надо бы пообщаться и понять кому пришла столь гениальная мысль в мозги, кто стоял и руководил.
Телефон звонит, и я отвечаю не глядя.
- Сын, - глухой голос отца, и я откидываюсь на сиденье, прикрываю веки.
- Твоя мать мне все рассказала.
Коротко. По-деловому.
- Будешь убеждать ее простить? – спрашиваю устало, понимая, что там, где раньше сердце было, сейчас обрубок один.
- Нет. Этому прощения нет, - режет словами отец.
- Так почему ты звонишь?
- Хочу, чтобы дров не наломал. У тебя одна жизнь и тебе решать, что делать. На твоей стороне власть и влияние. Я все понимаю, Миша, но все же я хочу дать тебе совет не пороть горячку.
- Некого пороть, отец. Исполнитель мертв. И это не я.
64
- Ну что же… сын…
Отец не знает, что сказать, да и я молчу.
- Я позвоню, - наконец выдыхаю в трубку и отключаюсь. Прикрываю веки, сжимаю руль. В принципе время, отведенное президентом, подходит к концу. Мне нужно возвращаться в край, где творятся разного рода делишки, но у меня остается одно незавершенное дело.
Я так же приказал своим людям узнать информацию относительно Алевтины и вот теперь выруливаю.
Нужно мне поговорить с этой бабенкой, для полноты картины. Останавливаюсь рядом с ее домом и неожиданно замечаю Алевтину, которая выходит из-за калитки.
Я смотрю на Тину. У нее на руках ребенок.
У Тины выпирает живот. Киваю своим мыслям. Не медлю ни секунды и выхожу из машины, остаюсь незамеченным и наблюдая, как Тина идет в сторону детской площадки, на которой играют другие дети.
Она отпускает мальчишку, и он бежит к качелям.
- Влад, будь осторожен! – кричит ему в след, а сама садиться на скамейку.