Не измени себе

Ловкое это покаяние растревожило души бывших вои­нов, которые и сами еще страдали той же болезнью. А в цехе в числе коммунистов было около восьмидесяти процентов фронтовиков. Поэтому предложение о строгом выговоре с занесением в учетную карточку не прошло, ограничились выговором. Через год его сняли. Однако при выдвижении кандидатов в депутаты Моссовета Зыков не прошел, хотя и оставался депутатом райсовета.

А тут произошел случай, которым было бы, с точки зрения Зыкова, глупо не воспользоваться. На сессии район­ного Совета присутствовал председатель Моссовета. В один из перерывов Павел подошел к нему, представился и по­просил принять его по личному вопросу.

—  Отчего же не принять. Для депутатов у меня дверь открыта. Давайте хоть бы завтра. Жду вас к десяти, если вы, разумеется, свободны.

Сославшись на депутатские дела, Зыков отпросился у начальника цеха и явился в Моссовет к назначенному времени.

—  Слушаю вас, товарищ Зыков.— Председатель под­пер ладонью щеку, приготовившись слушать.

—  Я… по личному делу…

—  Пожалуйста, пожалуйста. Слушаю.

—  С квартирой у меня неважно.

—  Что вы говорите?! Какая же у вас площадь?..

—  Небольшая однокомнатная квартирка.

—  А какова семья?

—  Нас три человека. Но я, видите ли, много пишу… Делюсь опытом. Издательства не оставляют без внимания. Книга за книгой. Да и люди, как к депутату, домой идут, звонят…

—  Понимаю, понимаю… Сколько метров полезной пло­щади в квартире?

—  Около тридцати. Но шумно, знаете ли… Все труднее становится справиться с общественной и творческой ра­ботой.

На самом же деле в квартире Зыковых постоянно жили двое, потому что сын хотя и был прописан, но жил и учился в Ташкенте. Но если уж с просьбой обращался депутат, стало быть, вопрос стоит остро. Тем более что этот человек занимается творческой работой, его брошюру председатель сам видел на книжном прилавке. Не писатель, конечно, своим опытом делится, но и этот труд кто-то должен выпол­нять. Правда, смутила спокойная безапелляционность заяв­ления Зыкова.

А между тем квартирные дела у Зыковых сложились как нельзя удачно. У дяди Павла в годы появления Зыкова в Москве был собственный дом в районе Красной Пресни. Племяннику отвели отдельную комнату, а когда он женил­ся, отдали ему и вторую комнатушку. (Тетка, Анна Силантьевна, отличалась щедростью.) Но Москва строилась, на одноэтажные владения наступали многоэтажные дома. Незадолго до войны дом Зыковых оказался под угрозой сноса. И вот здесь-то Федор Николаевич показал характер.

Он заявил, что в многоэтажку его могут внести только но­гами вперед.

— Ты сдурел, старый?! — напустилась на мужа Анна Силантьевна.— Неужели ты думаешь, дурья твоя башка, что твой дом, один-разъединственный, оставят, а все дру­гие снесут, и ты будешь царствовать в окружении много­этажных домов.

— А мне плевать. Пусть что хотят, то и делают.

Жена пыталась образумить Федора Николаевича: ведь и дом-то не его, ей он достался в наследство, просила не позорить ее седин. Но заявив, что на дом этот у него с ней равные права, Федор Николаевич отмахнулся от жены. Райисполком обратился за помощью на завод, где работа­ли Зыковы. Теперь сам директор, секретарь парткома, пред­седатель завкома, вместе с представителем райсовета при­гласили Зыковых и уговаривали Федора Николаевича, объясняли, что из-за одного его дома срывается план за­стройки целого района. На что Федор Николаевич со злым блеском в глазах заявил:

—    Не уеду. Сносите вместе со мной.

Павел сразу дал согласие выехать, если ему с семьей предоставят равноценную площадь. И в тот же день он по­лучил ордер на однокомнатную квартиру.

Анна Силантьевна закатила дома скандал. Федор Ни­колаевич замкнулся и лишь сверлил ее глазами. Та заяви­ла, что не желает больше жить с «живоглотом», и согласи­лась занять комнату в коммунальной квартире. После развода с Федором Николаевичем разговаривал прокурор района, председатель райисполкома, наконец, первый сек­ретарь райкома партии.

Дело кончилось тем, что Федору Николаевичу выделили в Сокольниках зимний дом с небольшим садом. Переезжа­ли зимой, а весной все преобразилось, сад зацвел и оказался не таким уж и маленьким.

—    Ну, дядя! — восхищался племянник.— Да у тебя здесь рай земной…

—    Пристраивайся, если есть охота.

—    Еще бы неохота!

Федор Николаевич подал заманчивую идею. И уже до войны семья Павла Зыкова имела еще сорок четыре метра жилой площади, не считая неотапливаемой террасы.