Не измени себе

—  Хорошо, хорошо, Григорий Иннокентьевич. Объяс­няю на пальцах. Скажите… Вот вы профессор, известный ученый… Вы можете назвать свой месячный заработок?

—  Гм… В этом нет секрета… Я имею честь возглавлять кафедру. Ну и… как профессор… Тысяч шесть, скажем…

—  А для меня, дорогой профессор, и восемь тысяч… так себе. Обвиняю себя в лентяйстве. Правда, тарифные ставки меняются, раз на раз не приходится… Но в общем-то… скоростник на государство не обижен. А получи я диплом, меня посадят на полторы, в лучшем случае на две тыщи… Вот и считайте-выбирайте.

Профессор ушам своим не верил. Он стал выяснять, уточнять; по его сведениям, Зыков малость прихвастнул, но факт оставался фактом: скоростник высокой квалификации зарабатывал примерно столько же, сколько и он, профессор.

Приходилось и Зыкову бывать в доме у Григория Ин­нокентьевича. Перебирая однажды в кабинете профессора новые журналы (сам хозяин, подвязавшись фартуком, го­товил «волшебный салат для закуси»), Павел Порфирь­евич наткнулся на папку с пометкой красным карандашом «Борис Андреев». Пока на кухне творилось «волшебство», Зыков успел прочитать статью, в которой развенчивался английский экономист Вильям Смит, критиковавший со­ветских технических специалистов, а заодно и экономистов за медленное и неохотное применение на практике теории

о моральном износе. Некто Борис Андреев доказывал, что социалистическое производство существенно отличается от капиталистического, поэтому слепое копирование капита­листических методов производства не только малоэффек­тивно, но порой и вред может принести. Примеры из опыта московских заводов подтверждали эту основную мысль автора.

Зыков насчитал в папке четырнадцать статей. В начале каждой статьи в правом углу были указаны названия жур­налов. Заголовки статей, а также названия журналов (последние были взяты в скобки) были перепечатаны в четырех экземплярах и находились на последней странице вместо оглавления. Павел сложил вчетверо одну из стра­ниц и сунул во внутренний карман: ему хотелось узнать поосновательнее об этом англичанине Вильяме Смите.

А где-то через полгода знакомства с профессором Мар­киным Павел попросил его принести прочитать кандидат­скую диссертацию Дроздова. Маркин сначала заупрямил­ся — на факультете образовалась целая очередь желающих прочитать работу. И все же профессор нашел для Зыкова экземпляр, хотя и пришлось козырять «новатором» и «де­путатом». Четыре вечера подряд Павел читал диссертацию. Работа была смелая, доказательная, а порой и резкая, му­рашки ползли по спине от страха за Дроздова.

— Вот шпарит, землячок. И о голове своей не печется…

И вдруг в одной из подглавок он прочитал полемику Андреева с английским экономистом Смитом. Зыков ахнул:

—  Да что же это он, свихнулся?! Сдирает из журналов чужое.

Нашел Павел в диссертации и другие знакомые подглавки… Заголовки или полностью совпадали с теми, что перечислялись в списке или же были слегка изменены.

При очередной встрече с профессором Маркиным Павел Порфирьевич стал осторожно расспрашивать Маркова о статьях Андреева. Но Григорий Иннокентьевич с недоуме­нием пожал плечами.

—  Экономиста с такой фамилией не знаю,— и тут же заговорил о другом.

Пытался Зыков и позже заговорить об этом Андрееве, но и последующие его расспросы вызвали недоумение профессора.

—  Дался вам этот Андреев. Я же сказал: не знаю такого.

Павел попытался навести справки об Андрееве на фа­культете, однажды позвонил даже в журнал с просьбой дать адрес Андреева, по ему сухо ответили: «Адреса това­рища Андреева не имеем»,— и сразу же положили трубку. Так Зыков не узнал ничего об Андрееве. Однако в голове Павла Порфирьевича даже не мелькнуло, что Дроздов мог скрываться за каким-либо псевдонимом. На кой черт ему это сдалось? Псевдоним чем-то походил на анонимку, за ними скрывались те, кому что-то грозило. А мог ли Дроз­дов прибегнуть к анонимке? Как бы ни относился к Борису Зыков, но если бы его спросили об этом, Павел мог отве­тить только одно:

—  Ни за что!

И тем не менее оставлять безнаказанной такую аван­тюру Павел никак не мог. Он хотел было сообщить в парт­организацию завода или факультета о плагиате Дроздова, но вдруг узнал, что тот в тяжелом состоянии доставлен в институт Склифосовского.

3

И вправду говорят, что беда не приходит одна. Весть о страшном несчастье с Борисом, что он доставлен в больни­цу и находится в тяжелом состоянии, сразила Женю. Она была на восьмом месяце беременности. Ей сделалось так плохо, что вызванный из женской консультации врач тот­час же отправил ее в больницу.

Наступили беспокойные дни и у Ивана Федосеевича. В Министерстве сельского хозяйства началась перетасовка кадров. Только в управлении, которое возглавлял Вальцов, царило пока относительное спокойствие, хотя стол Ивана Федосеевича ломился от множества самых решительных циркуляров. Так как ответов на эти циркуляры долго не поступало, телефоны грозно рокотали, предупреждая, тре­буя, предрекая и прочее.