Не измени себе

Женщина крупным решительным почерком написала в соответствующей графе «зачет» и так же крупно и реши­тельно расписалась.

— Экзамен по политэкономии милости прошу ко мне. Я — доцент Протопопова. Алла Васильевна. — Она заглянула в начало зачетки, где значились его фамилия, имя, отчество.— Уговорились, Борис Андреич?

—  Охотно, Алла Васильевна. А вы не вкатите мне «неуд» для первого знакомства?

—  Наверняка вкачу, если не будете ничего знать. — И широко улыбнулась, ослепив улыбкой. Зубы у нее были плотными, один к одному, крупными, рот широкий, глаза большие и сама вся какая-то крупная, но удивительно лад­ная, крепко сбитая.

—  Но мне кажется… — продолжила Алла Васильевна,— человек, способный находить оригинальные ходы рассужде­ний, двойку схватить вряд ли сможет. До свиданья, Дроз­дов. Жду вас на экзамен.

Вот к этому доценту с широкой улыбкой и шагал сегодня Дроздов, энергично приминая снег генеральскими белыми бурками с кожаными ярко-коричневыми задниками и нос­ками. Эти бурки подарил ему Вальцов вместе с диагонале­вой гимнастеркой и офицерскими галифе. Преодолев соп­ротивление Бориса, он почти силой заставил все это надеть и с не меньшей настойчивостью прикрепил к гимнастерке три ордена.

—  Ор-рел! Ты же ор-рел! Как ты можешь стыдиться своих наград? Орден Ленина, Красное Знамя, «Знак Поче­та»!.. В такие-то годы!

—  Я и так дед по сравнению с другими студентами. За­чем все это?

—  А ну шагом марш! И ровно через три часа буду ждать v себя. Без рассуждений…

—  А если очередь?

—  Боже, какой же он остолоп! Да кто посмеет прегра­дить путь кавалеру таких орденов?

Борис пожал плечами, вздохнул.

—  Кого сейчас удивишь орденами? В метро на каждом шагу звон от орденов и медалей.

—  Но не такими, Борис. Не надо принижать самые вы­сокие награды.

—  Ну, хорошо. Только скажи мне: какой чудак будет рваться первым на экзамен? Наоборот, нужно незаметно прошмыгнуть…

—  Я те прошмыгну! — Толстый указательный палец Ивана Федосеевича угрожающе закачался перед носом Дроздова. — Не тот ты человек, чтобы решиться на хал­туру.

…Вот и его институт. Быстро разделся и, шагая че­рез две ступеньки, поднялся на второй этаж. Перед дверью аудитории, где проходил экзамен, сидело четверо.

—   Кто принимает? — спросил он высокого парня, воп­росительным знаком согнувшегося над конспектами.

—   Кольцов и Протопопова, — выпалила за парня ма­ленькая худенькая девушка с толстой пепельного цвета косой.

—   Кто к Протопоповой?

—   Ой, не нужно к ней. Она такая вредная… Засыплет в два счета…

—   Ну?! Так никто к ней и не пошел?

—   Нет, наверное.

—   Может, мне? Страшнее кошки зверя нет.

У девушки расширились глаза. Она смотрела на Дроз­дова как на самоубийцу.

«Может, и в самом деле повременить?» — подумал Борис и устыдился этой осторожной мыслишки.

Резко распахнул дверь. Два преподавателя и восемь студентов скрестили па нем взгляды. Протопопова едва при­метно улыбнулась.

—   Неужто вам не сообщили, что я вредная и жадная на отметки? И что я «засыпаю»… — сказала она, когда Борис решительно подошел к ее столу.

Дроздов сдержанно рассмеялся, но ничего не сказал.

—   Садитесь, Борис… Борис, не помню отчества.

—   Я Дроздов. У студента, как мне кажется, нет отче­ства.

—   Но ведь вы… простите… вон вы какой! — Алла Ва­сильевна кивнула на ордена.

Борис почувствовал, что краснеет: черт бы побрал этого Вальцова! Еще подумает — пришел выпрашивать себе сни­схождения.

Улыбка его угасла. Он кивнул на узкие полоски бумаги.

—   Билеты?

—   Они, Борис Андреич. Я вас чем-то обидела?

Вид у нее был такой, будто она собиралась его уте­шить.

— Что вы, Алла Васильевна. Это я себя ругаю. Сла­бость проявил.

Протопопова внимательно и изучающе посмотрела на него. Потом молча кивнула на билеты. Он взял верхний. С волнением стал читать и тут же понял, что все знает и может отвечать без подготовки. В теории прибавочной стоимо­сти Борис хорошо разбирался. И все-таки выделяться не хотелось. Он назвал номер билета и направился к одному из свободных столов.

Видимо, состояние Дроздова пе осталось не замеченным Аллой Васильевной.

—  А может, без подготовки, Борис Андреич? — окликну­ла она.

Дроздов живо обернулся, будто ждал этих слов.

—  Можно. Да вроде неловко как-то?..

—  А что вам на других смотреть, Борис Андреич! Дер­зайте! — и успокаивающе улыбнулась.

Отвечал Дроздов спокойно и обстоятельно. Теорию при­бавочной стоимости он мог изложить даже спросонья. За долгие месяцы, потраченные на самостоятельный перевод «Капитала», он, что называется, выдолбил и русский и не­мецкий текст. Брови у молодого доцента поднялись, глаза округлились, и в них застыло удивление. Она легонько ки­вала головой и неслышно пристукивала необточенной сто­роной карандаша. Наконец лицо у нее вспыхнуло, и она жестом остановила Дроздова.

—  Вы что же, весь «Капитал» так знаете?

Борис пожал плечами. Знал ли он весь «Капитал», как теорию прибавочной стоимости? Вряд ли. Перевел он всего лишь четвертый том — «Теорию прибавочной стоимости», но цели своей добился: в экономической теории Маркса он разбирался хорошо.