Не измени себе

—  Господи! Каким эгоистом становишься поневоле… Надо пожалеть Анну Дмитриевну, а я счастлива, что мы наконец-то вдвоем с тобой…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

КОНФЛИКТ

1

Ничто не проходит бесследно. В том, что это именно так, Бopис Дроздов убеждался не раз…

Как-то в заводском клубе, было это в году сорок вось­мом, Борис тогда только возвратился из Германии, состоя­лась лекция — об амортизации машин. Читал ее экономист и философ, профессор Протасов. Лекция была рассчитана в основном па инженерно-технических работников, но приглашались все желающие. В малом зале заводского клуба мест не хватило, пришлось переходить в большой.

Борис слушал профессора с большим удовольствием. На трибуне действительно был мастер своего дела. На живых и конкретных примерах он сумел так построить свое вступление, что речь его не раз прерывалась аплодисментами слушателей. Искушенный в ораторском искусстве, за­ставил он их и посмеяться, явно для разрядки разговора на столь серьезную тему.

И вдруг Дроздов насторожился… Василий Васильевич (так звали профессора) затронул тему морального износа оборудования. Он утверждал, что в условиях социалисти­ческого производства ее быть не может:

—  Амортизация у нас возмещает только материальный или физический износ основных фондов. Явление так на­зываемого морального износа, в результате которого маши­на — я цитирую Маркса — «утрачивает меновую стоимость, по мере того как машины такой конструкции начинают воспроизводиться дешевле или лучше, машины вступают с ней в конкуренцию».— Профессор взглянул в зал поверх очков и вдруг понизил голос… —Для тех, кто заинтересу­ется, сообщаю: цитата взята из первого тома «Капитала», со страницы четыреста десятой. Итак, продолжаю. Явле­ния морального износа присущи лишь капиталистическому хозяйству…

Дроздов не верил своим ушам. Он не удержался и гром­ко сказал:

—  А почему это моральный износ возможен только у капиталистов? Машины и у нас такие же. Такую же при­мерно продукцию получаем и мы.

—  А потому, товарищ… Извините, я не вижу того, кто подал эту реплику… Потому, что при капиталистической форме производства машины, фактически вполне пригод­ные к работе, идут на свалку. Истина проста: экономически для капиталиста на них невыгодно работать — они не вы­держивают элементарной конкуренции с новыми, разуме­ется, более совершенными машинами. И потому я хотел бы спросить вас, неведомый мне оппонент… В условиях со­циалистического хозяйства вы когда-либо наблюдали кон­куренцию? Или хотя бы слышали о ней?

Дроздов встал.

—  Действительно, конкуренции у нас нет. Но объясните мне, рабочему человеку… Я на своем станке, на своей ма­шине за смену могу дать продукции на сорок тысяч рублей. А, скажем, в Ленинграде группа конструкторов, инжене­ров, рабочих создала машину, на которой я за ту же самую смену могу дать продукции уже на сто тысяч рублей. При­том за ту же смену я в два раза меньше измотаюсь. Разве старая моя машина выгодна для социалистического произ­водства?

—  Вы задаете элементарный вопрос. Обратите внима­ние, товарищ, на слово «выгода»… Да вы садитесь, сади­тесь, товарищ…—снисходительно бросил профессор Дроз­дову.— «Выгода»… Слово это типично для капитализма. Допустим, в Ленинграде изобрели машину в два раза производительнее той, на которой работает сей уважаемый мо­лодой человек. Но что же делать с этой вашей машиной или станком? Выбросить? По стране таких станков или машин наберется примерно тысяч сорок. А каждая машина или станок стоит, допустим, не меньше пятидесяти тысяч рублей. А ну-ка посчитайте, сколько лишь за один день мы выбросим на свалку ценностей.

Зал оживленно зашумел. На Дроздова стали оборачи­ваться, с насмешкой рассматривая его. Кто-то с издевкой спросил: «Что, выкусил?..» Однако Бориса ни вопрос про­фессора, ни насмешки зала не смутили.

—   Что же получается, товарищ профессор? Капиталис­ты будут систематически производить той же продукции в два раза больше и уж, конечно, намного дешевле? А мы будем шлепать по старинке?

—   Нe так все это просто, как вам это представляется. Для капиталиста важен чистоган на этот день, месяц, год, иначе его задушат конкуренты. Но уверяю вас, молодой че­ловек, ленинградцы не схватят за горло москвичей.

В зале дружно рассмеялись…

—   Зачем же за горло! Руку дружбы протянут, если нам тяжко станет, — поддакнул кто-то. — Да любой город помо­жет в трудную минуту.

Но Дроздов не сдавался.

—   Это совсем другая категория, далекая от экономиче­ской. А меня, товарищ профессор, волнуют не эмоции, а самые элементарные убытки. Согласитесь, Василий Василье­вич… При условиях, о которых я говорил, когда ленинград­цы создали новую машину, а мы продолжаем работать на старой, мы понесем колоссальные убытки. Разве не так?