Не изменяя присяге

Мысли, подобные тем, что обуревали мичмана Бруно Садовинского, были очень точно описаны человеком, который сам находился в то же время в Петрограде, — мичманом Императорского флота Александром Гефтером в романе «Секретный курьер», изданном в Париже в 1938 году. Он вспоминает о Петрограде 1918 года следующее: «Сейчас все было пусто. Печать отверженности и уныния лежала на набережных. Не могло быть, чтобы эти огромные, изящные и прекрасные строения были необитаемы. Вероятно, в них скрывались люди, не решаясь только показаться наружу. И от этого казалось, что набережные покрыты призраками, невидимыми прохожими. Несказанная печаль повисла над этим местом. Шпиль Петропавловской крепости, прорезавший неясную пелену тумана, был ясно виден. Черные точки вились вокруг. Галки. Тоска. Дух Петра витал над созданным его волей городом. Казалось, он притаился здесь огромным костлявым призраком, с грозным взором круглых глаз, с длинными, прямыми, развевающимися волосами, в синем кафтане с Андреевской звездой, в чулках и больших башмаках голландского покроя с пряжкой. Притаился и смотрит, затаив стенание, как гибнет его чудесное детище».

Бруно перешел по мосту на другую сторону Невы. Впереди, за Сенатской площадью и памятником Петру, высился огромный купол Исаакиевского собора, слева — Адмиралтейство с золоченой иглой и еще левее, вдали, на другой стороне Невы, виднелись Ростральные колонны — великолепный памятник былым морским победам русского оружия. Тяжесть, сковавшая его сердце, или какое-то другое, глубоко внутреннее чувство, подсказывало мичману Садовинскому, что видит он все это в последний раз!

Мичман Садовинский шел по пустынным улицам. Он пересек площадь, оставил справа здание Мариинского театра и оказался в сквере у Морского Богоявленского Никольского собора. Бело-голубой цвет здания и якоря на столбах ворот, ведущих к храму, любому горожанину говорили о том, что это Морской собор. Проходя мимо памятника офицерам и матросам, погибшим на эскадренном броненосце «Император Александр III» в Цусимском бою, мичман Садовинский невольно задержал шаг, взглянув на орла с крестом, скорбно венчающего монумент.

Перекрестившись, мичман вошел в нижнюю церковь собора. В храме было немноголюдно.

Бруно Садовинский купил свечи и подошел к иконе Святого Пантелеймона Целителя. На ней была укреплена бронзовая табличка с надписью: «Сия икона сооружена усердием команды Гвардейского экипажа крейсера 1-го ранга “Рында” и привезена и освящена с Святой Афонской горы по окончании дальнего плавания в 1896 годе».

Прочитав табличку, мичман вспомнил, как будто это было вчера, свою кадетскую морскую практику на учебном корабле «Рында». Да, это был тот самый прославленный крейсер 1-го ранга, ставший к 1912 году учебным кораблем Морского корпуса.

Бруно помолился о здравии. Здоровье ему очень понадобится на Севере. Затем он подошел к главной святыне храма — небольшому образу Святителя Николая Чудотворца. Икона эта — греческого письма XVII века. Она хранилась еще в первоначальной деревянной церкви. Образ Николая Чудотворца украшала богатая серебряная золоченая риза, серебряный венец с драгоценными каменьями — изумрудами, бриллиантами, аметистами — и надпись «Святой Николай Чудотворец», тоже сделанная из аметистов, оправленных в серебро.

Засветив свечу, Бруно начал молиться. Молился он истово, вкладывая в знакомые с детства слова молитвы всю свою израненную душу и измотанное сердце. Постепенно облик святого стал расплываться и проникать в душу молящегося.

Сколько простоял Бруно у образа Николая Чудотворца, он сказать бы не смог. Ему показалось, что прошло очень много времени. В душе что-то изменилось. Он чувствовал это, но не мог объяснить. Его путь лежал на Север. И хотя Садовинский не бывал на Крайнем Севере, он прекрасно представлял себе и холод, и снега, и льды за Полярным кругом. Все это представилось ему так ярко, что он почувствовал, как повеяло ледяным холодом. В это мгновение Бруно увидел и нечто иное — ему провиделся его терновый венец. Чудесным образом провиделось ему его трагическое будущее. Бруно не струсил и не ужаснулся: будет как будет! Он только крепко сжал зубы и повел головой, сбрасывая видение.

Через несколько минут мичман вышел из храма и зашагал по одной из улиц в сторону от центра. Ему надо было выбираться из города.