Не изменившие себе. Драгомировы и другие

«25 февраля. Пятница. Опять скверные известия с Дальнего Востока. Куропаткин дал себя обойти и уже под напором противника с трех сторон принужден отступить к Телину. Господи, что за неудача.

Имел большой прием. Вечером упаковывали подарки офицерам и солдатам санитарного поезда Аликс на Пасху.

26 февраля. Суббота. Вдвойне грустный день в этом году. В походной церкви была отслужена заупокойная обедня. Завтракали вместе. Принимал доклады. Погулял, было совсем тепло.

27 февраля. Воскресенье. Целый день шел дождь. Были у обедни и завтракали со всеми по-воскресному. Дети почти поправились. У маленького сокровища был сильный жар с кашлем. Гулял. Обедала Ксения».

В своем дневнике в записи от 28 февраля государь был краток…

«Начали говеть в походной церкви… Завтракал д. Алексей. Затем у меня происходило военное совещание по вопросу о Куропаткине. Приняли участие: д. Алексей, Николаша, Драгомиров, гр. Воронцов, Фредерикс, Гессе, Сухомлинов, Рооп и Комаров. Погулял, таяло».

Царь, видимо, полагал, что уже само присуствие отставного генерала на таком важном заседании Государственного Совета вполне оправдывает его срочный вызов в столицу. К тому же, при встрече со стариком он старался быть любезным и предупредительным.

Прощаясь с Драгомировым, Виктор Викторович Сахаров счел нужным извиниться:

– Простите, дорогой Михаил Иванович, только сорвал вас с места. Я и сейчас уверен, что ваше назначение принесло бы пользу кампании и стране. Но что вышло, то вышло…

Драгомиров молча обнял друга, а на прощанье крепко пожал ему руку.

– Ты, Александр Сергеевич, не переживай за меня. У меня есть чем заняться, отвлечься на досуге, – успокоил Драгомиров зятя. – Тем более, ты знаешь, я до конца и не верил в такой подарок судьбы. Когда-то же должно везение кончиться…

Позже появились ложные сведения о том, будто генерал Драгомиров сам отказался от должности главнокомандующего действующей армией. Впрочем, самому Михаилу Ивановичу к наветам было не привыкать. А вот Лукомский с недоброй и несправедливой молвой о нем смириться так и не смог.

* * *

На обратном пути в Конотоп Лукомский вовсю старался отвлечь тестя от размышлений не столько по поводу несостоявшегося назначения, сколько нетактичного поведения императора. Но об анекдотах не вспоминал, да и тесть не напомнил, теперь их поверка была уже не к месту.

Оживился Драгомиров лишь после того, как Александр Сергеевич затронул еще одну больную для него тему, вспомнив о невыполненном поручении генерала:

– Вы знаете, Михаил Иванович, мне так и не удалось пока подобрать вам толкового боевого офицера в качестве помощника по переработке вашего учебника тактики…

Генерал на минуту задумался, а потом спросил:

– Как думаешь, отпустят ли с фронта моего Володю? Лучшего помощника мне и желать не надо… Я уже написал сыну, а также, теперь уже бывшему, командующему Куропаткину…

Владимир Михайлович Драгомиров участвовал в Русско-японской войне с самого ее начала. Первое время в качестве офицера Генерального штаба, а в самом начале года получил под свое командование полк.

– Куропаткин вряд ли вам отказал, впрочем, мы об этом скоро узнаем…

Если честно, Лукомский сомневался в том, что сотрудничество отца и сына в обновлении учебника тактики состоится, если даже Владимир будет отпущен с фронта.

* * *

Взаимоотношения генерала со взрослыми уже сыновьями были сложными, если не сказать напряженными. Причина, как понимал зять генерала, скрывалась в принципах воспитания настоящих мужчин, которые исповедовал генерал Драгомиров в собственной семье. Будучи понимающим и заботливым, а то и мягким командиром в отношении младших чинов, чужих сыновей, с собственными он был чрезмерно строг и бескомпромиссен, требовал от них беспрекословного подчинения своим распоряжениям и даже капризам. И добивался желаемого, пока дети находились в доме, в полной зависимости от отца. Все изменялось, когда сыновья, по семейной традиции выбрав военную стезю, уезжали учиться в Петербург, в Пажеский корпус[2]. В редкие приезды на каникулы всеми способами они старались подчеркнуть свою самостоятельность и состоятельность. Часто спорили с отцом не только по бытовым проблемам, но и по военно-теоретическим. И, как улавливал отец, в этих спорах пользовались выкладками его маститых оппонентов. Однажды Драгомиров даже пожаловался зятю, что сыновья по собственной охоте, а не по заданию преподавателей, едва ли прочли хотя бы один из его теоретических трудов или статью в журнале.

Одним из самых упорных оппонентов отца оказывался именно Владимир. Дискуссии между ними иногда были столь жаркими, что в них даже пыталась вмешаться Софья Абрамовна с надеждой урезонить родных людей. В таких случаях от неуемного генерала перепадало и жене – мол, занимайся лучше дочерьми. Но, так или иначе, генерал Драгомиров гордился сыновьями: учились они успешно, под стать ему самому, были кристально честными по отношению к себе командирами подчиненным, преданными отечеству и быстро продвигались по службе.