Не хлебом единым

Она вернулась к нему, они снова встречались. Он слишком долго извинялся за тот невинный поцелуй, которого Настя стала свидетелем, и говорил с великим раскаянием весьма чувственно. Впрочем, и ее тоже нельзя считать «столь наивною дурой, без доли самоуважения», чтобы вот так сразу она приняла с распростертыми объятиями своего изменщика. Долго она была неприступна, как Брестская крепость, но… Здесь тоже оказалось свое «но», и куда внушительнее моего, с основанием куда более существенным. Оказалось, что Заворотов вновь прошел кастинг на то самое знаменитейшее музыкальное телешоу. Теперь планировались съемки, и если бы только Настя не была «такою идиоткой», «идиоткой с непомерной амбицией», если говорить точнее, то она, Настя, могла запросто попасть за кулисы. А так, место первой и единственной болельщицы Заворотова, а значит и обязательное место в телевизоре, было зарезервировано за его матерью, престарелой Софьей Дмитриевной. И зачем оно ей! В зрительский зал, как назло, все билеты тоже уже были раскуплены. В общем Насте и без меня было о чем горюниться, она слезно просила ее поберечь, просила «как друга».

Весь следующий месяц мы виделись с Настей чуть не каждый вечер, будь то у меня или у нее в комнате, или где на улице, неизменно с тем, чтобы обсудить предстоящий эфир, в котором ожидалось выступление ее возлюбленного. Мы всё представляли, как и с чем он выступит. Важно, что ни Настя, ни я, мы ни разу не слышали Заворотова в исполнении и даже не подозревали о стороне и степени его таланта, отчего были заинтригованы до последней степени, и что давало возможность нам в своих фантазиях самим и на свой собственный вкус подбирать для него репертуар.

– А что, если бы он спел «Инглишмэн ин Нью-Йорк» Стинга? – предлагала Настя.

– Почему нет, – соглашался я, – было бы здорово. А, может, он умеет играть на гитаре, тогда ему бы не худо было что-нибудь из Есенина ангажировать.

– Я думаю, умеет. А, может, и на фортепиано умеет, представляешь, в таком случае ему бы удивить всех песней Вертинского «Кокаинетка», как думаешь?

– Было бы волшебно.

– А как ты думаешь, он передаст мне привет или какое еще послание? – спрашивала Настя.

– Непременно, – отвечал я.

– Как думаешь, он это сделает до или после своего выступления?..

Я думал, что после. Потом, по завершении таких свиданий, я возвращался в свою комнату, брал в руки гитару, и, извлекая из нее нестройные звуки, будто в гипнотическом каком сне, отдавался целиком и полностью наплыву фантазии, своей личной, никем не корректируемой, ни отчего не зависимой…

Наконец настал день выхода шоу в эфир. Это была суббота. Настя была в большом волнении. Она решила, что мы будем с ней смотреть шоу порознь, и закрылась на замок в своей комнате. Таким образом, мне пришлось наблюдать Заворотова в одиночестве. Его показали почти еще в самом начале. И сколь неожиданным было это выступление!

Он ужасно волновался, трусился весь. Ведущая за кулисами просила его расслабиться и успокоиться, ведь не на смертельную схватку он шел, в самом деле; болельщица его, мама его, тоже его всячески мотивировала и поддерживала. Когда его объявили, и он вышел из-за кулис на сцену, ведущая спросила маму Заворотова, всегда ли он у нее такой впечатлительный? Мама и сама была удивлена такому поведению своего чада. «А что, хорошо ли ваш сын поет?» – также спросила ведущая. На что мама пожала плечами.

Заворотов и на сцене продолжал вести себя крайне нервозно. Члены жюри ему тоже заметили его напряженность, предложили выбросить все лишнее из головы и начинать. Заиграла музыка, что-то очень знакомая, какая-то до неприличия популярная. Заворотов что-то начал пританцовывать, как-то даже до смешного нескладно, вдруг запел. Камеры показали реакцию зала, показали членов жюри – на лицах слушателей отобразилось смущение. Мне самому было неловко. Дальше больше. Правая рука Богдана скользнула по верхним пуговицам и вниз, вниз. В несколько мгновений красная рубаха его была расстегнута. Прошло еще чуть времени, и Заворотов оказался обнаженным по пояс, он уже вертел свое одеяние над головой, как ковбой лассо. Продолжал пританцовывать, продолжал петь. Все это длилось почти две минуты, словом, мучительно долго.

Оказалось, что Заворотов выступил ровно с прошлогодней программой, не изменив ни репертуар, ни манеру исполнения. Даже рубаха была прошлогодней. И как его не узнали, ни ведущая, ни члены жюри, как о нем не справилась заблаговременно Настя? Я почему-то был уверен, что она скоро будет у меня, и ждал ее прихода с необыкновенным волнением.