Не хлебом единым

— Старший! — поправил прапорщик. — Долг свой я знаю и не вам меня учить, но помочь — не знаю, смогу ли.

— Да отвезите вы ее, что вам стоит? — не отставал Витька.

— Что случилось? — спросил не понимающий ничего Алексей.

— Да подрезали тут сумку у одной студентки, — торопливо начал Витька, — деньги там, документы — самое ценное. Я-то щипача этого сразу срисовал, глаз у меня — алмаз. Но мое дело крайнее — гуляет себе и пусть. Вот он и нагулял студентку, та и рюхнуться не успела, как опустел ее багаж.

— Ну и что дальше? — спросил Алексей. — Дело-то обычное.

— Да жалко ее, здесь особый случай. Она ведь так плакала, что даже товарищ страшный прапорщик со своего блокпоста услышал.

У прапорщика были, наверное, железные нервы, и он спокойно поправил Витьку:

— Старший. И не с блокпоста, а с артдивизиона. Но отвезти ее не смогу, времени в обрез.

— Вот и я говорю, времени в обрез, — продолжал напирать Витька, и пояснил для Алексея: — Надо студентку докинуть до Бежаниц, до дома. Там мать у нее при смерти. Она тут деньги на операцию собирала, весь курс, говорит, помогал, общага вся, преподаватели. Вот набрали, она домой собралась ехать и зашла купить фруктов. И вот!

— А не туфта это с операцией? — засомневался Алексей. — Больно история на мои похожа.

— Ну, ты это брось, — замахал на него руками Витька, — сравнил себя и ее. Вот и прапорщик подтвердит?

Витька не стал больше испытывать военного на прочность игрою слов, а тот молча кивнул.

— А где мадам? — спросил Алексей. — Может быть, чем-то ей можно помочь?

— Да уж вестимо, — Витька загадочно улыбнулся, — Вестимо надо, да и помогли уже. Пришлось подзанять кое-что под твой недельный заработок. Не в обиде, Леха?

— Под чей недельный? — не понял Алексей

— Под твой, ну и под мой, вестимо.

— Ну свой-то ты можешь вон и прапорщику отдать, а мой-то какого рожна?

— Да больно уж жалко стало, да и девица хороша.

— Мне что до того? — хотел обидеться Алексей, но передумал и лишь в сердцах махнул рукой. — Ладно, где она? Дайте хоть посмотреть на столь дорогую мамзель.

— Сейчас подойдет, — опять улыбнулся Витька, — за фруктами отошла. Вот страш... фу ты, старший прапорщик отвезет ее до дома.

Прапорщик задумчиво смотрел вдаль, наверное смирившись с неизбежным, но девушка все не возвращалась. А через пятнадцать минут они все вместе в ее поисках бороздили окрестности. Через полчаса прапорщик отбыл, а Витька только разводил руками:

— Нет, что-то случилось. Может на “скорой” увезли?

— Да, да, — поддакивал Алексей, — на “скорой”, на очень скорой и быстрой увез ее подельничек. Глаз-алмаз, говоришь? Всей общагой, всем институтом, преподаватели все, говоришь? И это летом? Болван ты, Витька, каникулы у них летом. Все туфта, как я и говорил. Кинули тебя, как дешевого фраера. Вот так.

  — Да не может быть, Леха, — сокрушался Витька, — она не такая...

Но Алексей уже шагал прочь, напевая про себя: “Ах, лето, лето...”. И было ему почему-то совсем не жаль денег, которые придется отдавать, и не было злости, и не было обиды. Ах лето, лето...

*  *  *

В начале осени Алексей захандрил. Он почти перестал выходить из дома. Подолгу лежал на диване, разглядывал потолок, фокусируя взгляд на разных его участках, и каждый раз из паутинок, трещинок и грязевых пятен, как в калейдоскопе, складывались причудливые фигуры. Были это лица из прошлого и настоящего, животные, какие-то фантастические уродцы и еще невесть кто и что. Мысли двигались вяло и с таким трудом, будто шлепали в тяжелых бахилах через торфяное болото.

Вечером хозяйка приносила полбуханки хлеба и кипяток. К этому рациону он добавлял два-три яблока, которые подбирал, выходя во двор по нужде — скудно, но жить можно. Но однажды хозяйка не пришла. Он решил, что забыла, или, что еще хуже — надоело ей быть самаритянкой. Обиделся и уткнулся лицом в подушку. Не придал он значения тому, что днем на ее половине был слышен шум и голоса. Мало ли что?

Утром она тоже не появилась, а за стеной было по-прежнему подозрительно тихо. Алексей, преодолев гнетущее душу раздражение, вышел во двор, обогнул дом и постучал в хозяйскую дверь. Никто не открыл. Он стучал еще и еще, пока через забор с соседнего участка не закричала соседка:

— Чего колотишь, тетерев, увезли Евдокию вчерась днем в больницу: сердце прихватило. Машина приезжала за ней, ты что же, не слышал?

— Что, сердце? — переспросил Алексей. — Нет. Я не слышал.

Он замялся на мгновение, а потом, спросил:

— Хлеба четвертушку в долг не дадите? Я отдам.

— Сейчас, — соседка скрылась и вскоре принесла почти целую буханку и банку рыбных консервов.

— Спасибо. Помоги вам Господи, — поблагодарил Алексей и ушел к себе. До завтра, решил, хватит, а там пенсия. Можно будет и Евдокию в больнице навестить. С тем и уснул. А назавтра пришли и сообщили, что умерла Евдокия. Да как же это, не поверил он, что же за напасть? Вот навалилось! Появились какие-то люди, родственники. И откуда? Ведь одинокая была...