Не хлебом единым

— А? Кто здесь? —  спросил, выглянув из алтаря, священник. Он прищурился, разглядывая, но узнал и, наверное, растерялся: — Вы? Зачем? Сейчас нет службы, уйдите, я милицию позову!

— Простите, батюшка! — прижал руки к груди Алексей. — Я не пьян вовсе, у меня важное дело, выслушайте!

Священник сошел с солеи и скрылся в темноте у северной стены.

— Минуту, сейчас я зажгу свет, — прозвучал оттуда его голос.

Действительно, тут же вспыхнули настенные светильники и Алексей зажмурился.

— Слушаю вас и надеюсь, что не будете дебоширить, — батюшка застыл в ожидании у приставленного к стене пустого аналоя.

— Да нет, простите еще раз, — Алексей подошел поближе и склонил голову, — все водка, будь она неладна.

— Легко все свалить на что-то: водку, плохое настроение, погоду, на бабку, на дедку... Только я сам не виноват! Сказано в Писании: невинно вино, виновато пьянство.

— Да нет, виноват я, конечно, но трезвый я смирный.

— А зачем тогда пьете?

— Трудно сказать, но сейчас я по другому вопросу: друг у меня умирает от туберкулеза; я обещал ему свечку поставить и с вами поговорить. Плохо ему на душе, мутит что-то, страхи нападают — смерти боится, а она на пороге. Просил у вас прощения попросить за все плохое, что натворил. А мужик, скажу вам, он хороший, душевный, не жмот, товарищей не подставлял и не закладывал. Вот так. Что делать?

— То, что прощения просит — разумно. Но не у меня надо просить, а у Бога. Вот! — батюшка показал рукой на тот же образ Спасителя. — Покаяться ему нужно на исповеди. Тогда я, властью, данной мне Богом, разрешу его от грехов. Так надо. Как зовут?

— Виктор. Да только как же ему придти? Он лежит чуть живой.

— В какой больнице?

— В больнице?  — смутился Алексей. — Да нет, он не в больнице. Он, бездомный, как и я, нас в больницы не очень-то берут. В подвале он лежит, не так и далеко, в районе “Универсама”.

— Да-с... — задумался священник. — Не знаю, как тут и быть. Ну да ладно, а вы-то как?

— Что я? — не понял Алексей.

— Вы ведь тоже не были на исповеди, поди, давно? Давайте, пока есть время, я поисповедую вас.

— Меня? — отчего-то испугался Алексей. — Может быть, в другой раз?

— А давайте сегодня, сейчас.

Алексей сдался, и батюшка принес из алтаря крест и Евангелие. Пока он читал молитвы, Алексея немного потряхивало, и мороз гулял по коже, но когда началась исповедь, он быстро отошел. Батюшка умело задавал вопросы, и Алексей раскрылся и выкладывал, выкладывал давнее и близкое — чем дальше, тем легче и охотней. Кое-что говорить было стыдно, но он выложил и это. Верно давеча говорил старик: чем в их положении гордиться-то? Кое-что, может быть, и не открыл, язык не повернулся, но и сказанного было довольно, чтобы почувствовать сильное облегчение — будто в бане помылся, основательно, с парилкой.

После того, как снята была с головы епитрахиль, как приложился к кресту и Евангелию, перевел он дух и утер обильный пот со лба.

— Будто помолодел лет на двадцать, — признался священнику.

— Вестимо, столько грязи с себя снял. Значит, так, завтра вместе с вами пойдем исповедуем и причастим вашего друга Виктора. Прямо в подвале. Вы сегодня его навестите и попросите, чтобы с утра, если ему так можно, ничего не ел и не пил. Курить тоже нельзя. Понятно?

— Да, конечно, великое вам, батюшка, спасибо.

— Завтра в полдевятого приходите прямо сюда. И сами готовьтесь к выходным, чтобы причаститься. Я объясню как.

Алексей простился и вышел из храма, хотелось ему поговорить еще и со старичком, но скамеечка на улице была, увы, пуста. Поблизости его тоже не было видно, и Алексей, немного расстроившись, пошел к выходу, но у самых святых врат, от последней могилки его окликнули:

— Ну что, мил человек? Поздравляю с очищением.

Это и был пропавший старичок. Но только как он узнал?  Впрочем, сейчас Алексей не удивился бы и более странным вещам.

— Вы знаете, — продолжал старичок, — сколько лежащих ныне здесь отдали бы все, чтобы сейчас оказаться на вашем месте?

— На моем? Ну, не знаю, — покачал головой Алексей, — не уверен даже, что обрету сегодня дома кров. Что я? Нищий, пропащий человек.