А вечером подошел сторож Георгий. Был он немного философом, от того, наверное, что долго пребывал в сущем звании кладбищенского стража и окончательно утвердился в понимании суетности и преходящести всего, что находилось за оградой, где, по его мнению, все вещи замешаны на воздухе и потому вечно колеблются и, чуть что, безследно исчезают.
Они присели на скамеечку у входа в храм.
— Вот читаю на досуге, — указал Георгий на книгу, которую принес с собой. — Знаете ли, занимательно.
— О чем это? — полюбопытствовал Алексей.
— Это о грядущих судьбах России и мира. Есть масса очень интересных предсказаний, многие, кстати, сбылись. Есть тут про одного святого, Нила Мироточивого. Примерно пятьсот лет назад этот великий подвижник жил на Афоне. Своими подвигами, как сказано о нем, он превзошел многих древних подвижников. Имя преподобного Нила еще более стало известно после его явления из загробного мира в начале девятнадцатого века одному святогорцу — монаху Феофану. Он сделал много предсказаний о будущем времени. А вот что он говорил о людях и нравах последних времен, — полистав, Георгий нашел нужное место и прочел: — “Какое сделается тогда хищение? Какое мужестрастие, прелюбодейство, кровосмешение, распутство будет тогда? До какого упадка снизойдут тогда, люди, до какого растления блудом? Тогда будет смущение великим любопрением (пристрастием к спорам), будут непрестанно препираться и не обрящут ни начала, ни конца... И будет брат иметь сестру, как жену, мать иметь сына, как мужа, будет умерщвлять сын отца и прелюбодействовать с матерью, и иные тьмы зол войдут в обычай. Поскольку же станут к людям прививаться злые дела, постольку будут находить на них бедствия... Люди же, чем больше будут на них находить бедствия, тем больше будут возделывать зла, вместо того, чтобы каяться, будут озлобляться на Бога. Злодеяния же, которые будут творить люди, превзойдут злодеяния современных потопу людей. У всех будет разговор только о зле, намерения только злые, соизволение злое, сотоварищество только назло, деяния у всех только злые, всеобщее злое хищение, всеобщее злое притеснение, всеобщее злое обособление; всеобщее злое разъединение. При всем этом будут думать, что и делатель зла спасается... Поскольку будет умножаться корыстолюбие, постольку будут умножаться и бедствия в мире”.
— Действительно, это про наше время, — согласился Алексей, — я-то повидал всякого срама. Нет, правда — нет твари хуже человека.
— Если не верит, отрицается Бога, то да. А так — человек превыше всякой твари, потому как образ Божий. Святитель Григорий Палама утверждает, что человеческое достоинство выше ангельского. Удивительно просто: такая вышина человек и так низко может опуститься — прямо в дрожь бросает.
— Ну да, вот как я, например, — стукнул себя по колену Алексей.
— Да нет, это ведь больше внутреннее падение, внешне человек может выглядеть вполне пристойно. Но, скажу вам, по смерти многие тайны открываются. Нераскаянные покойники, как их ни штукатурят в морге, чернеют, распухают и смердят, а праведные — белые, как живые совсем. Не всегда, конечно, так, но по большей части.
— Вам виднее, но нашли мы как-то в одном заброшенном подвале покойника-бомжа. Долго он пролежал, но не разложился, а высох как мумия и никакого смрада.
— Я и говорю, что по разному бывает. Может быть, этот бедолага страдал много и добрые дела какие-нибудь имел, может, внутренне каялся в своих грехах. Это все, конечно, тайна, нам не следует на это полагаться. Лучше, пока есть время, начинать жить по христиански.
— Тяжко это, хочется слабинку себе дать, трудно во всем блюсти веру.
— Да нет, это больше кажется. Привыкнешь — и нет никакого труда.
— Да только как привыкнешь-то, — сокрушенно махнул рукой Алексей, — когда там выпить пригласят, а там и сам кого пригласишь, там то сделаешь, там другое. Нет, трудно это...
Георгий не стал более убеждать, и они посидели молча, а со стороны сторожки доносились песий скулеж и лай.