Не хочу быть героем. Между небом и землей

– Да, я точно знала что делать, откуда не могу сказать, ответы были в голове. Настойчивые мысли, в которых я не смела усомниться, руководили моими действиями. Дальше проще, как только Вы пообещали прийти на Поляну, я побежала домой. Родители не хотели отпускать меня на Ладушкину Поляну в этом году, поэтому папа ругал весь день, но силком удерживать не стал. – Я заслушался её голосом, она действительно умела рассказывать. Вещие сны, навязанные мысли, пересказанные шепотом перед дверью в преисподнюю… Что может быть страшнее? Только её: «Ой! Кажется, нам пора».

Дверь перед нами открылась беззвучно. Я вошел первым, скосил взгляд в угол – стена на месте. Значит, пока, мои грехи не признали смертными. Хотелось надеяться, что я покину храм через более безопасный выход.

Зал суда оказался больше, чем я мог вообразить, увидев его часть, находясь снаружи. Потолок уходил на невообразимую высоту, возможно повторяя форму скалы, в которой находился. По периметру, вдоль каждой из сторон были высечены террасы, напоминавшие лестничные пролёты: горизонтальные и наклонные под разными углами. Цвет камня, как и всюду в храме был светящийся, белый.

За перилами длинных террас находились маленькие фигурки в светлых плащах с капюшонами. Их было не меньше сотни. Я вспомнил воришку, пойманного на ярмарке. Даже надери я ему уши, здесь его месть была не возможна. Дети (вероятно, это действительно были они), как куклы на витрине, стояли абсолютно неподвижно, что вызывало у меня беспокойство. Такое длительное пребывание в неподвижном состоянии было не возможно для слабых мышц шестилетних детей, если только их не ввели в транс. Безопасно ли пребывание в храме с монстром для детей? Вопросы без ответов накапливались в голове и без того заполненной необъяснимыми фактами, мешавшими сосредоточиться на собственной проблеме.

К выступлению на судебном заседании мне готовиться было некогда, сказать откровенно, я о нём и вспомнил-то пару раз (по дороге с Поляны в Марьинку, да ещё когда блуждал кругами по лесу). То немногое, что принималось за крик души, спустя время, казалось просто глупым. Я быстро восстанавливал заготовленные слова:

«Заявляю, что был окольцован как птица без моего на то согласия. Вследствие этого данный союз не может считаться добровольным, а значит, вы, совершившие ошибку, должны найти способ вернуть мне свободу и родной мир. Я также прошу рассмотреть дело Сергея Павловича (не знаю как там его фамилия), так как у меня имеются подозрения, что его околдовали или опоили и в бессознательном состоянии склонили к совместному проживанию. У него имеется дочь, к которой он хотел вернуться». – И так далее и тому подобное. – «Глупо, и не спасут меня ни уверенность в голосе, ни убедительность в словах… Понятия не имею с чего начинать!» – выводы не способствовали восстановлению самообладания.

И тут, тишину разорвали слова, многократно усиленные эхо. Чёткий и громкий, хорошо поставленный мужской голос, источник которого не определялся визуально, объявил наши имена и потребовал подтверждения, что мы именно те, кого ожидали. После паузы, последовавшей за нашими «да», вопросы адресовали Есении.

– Вы подтверждаете, что познакомились ранее и без жульничества сыскали на Поляне Лады Михаила?

– Да, – чёткий ответ отразился от стен, от чего затих не сразу.

– Вы признали Михаила мужем?

– Да, – ответ прозвучал тише.

Выдержав паузу, голос задал следующий вопрос,

– Хотели бы Вы быть ему женой всю вашу жизнь?

Брошенное резко «нет» было неожиданным. Я не думал о себе как о женской мечте, но предполагал, что она хочет носить колечко на пальце. И вдруг, – «Нет». Мгновенно погасив бунт протестующей гордости, подумал «не нужен – не надо!» не то с обидой, не то с облегчением. Оказалось, поспешил с выводом.

– Она сказала неправду, – другой голос был звонким как звук струны. Не слышал, чтобы так говорили люди. Словно связки натянуты в горле до предела, и узкая щель между ними создавала невообразимо высокие переливы.

«Эхо не отражает звук второго голоса». – Хотя, скорее всего, я начал сходить с ума от волнения.

– Почему ты лжёшь нам? – первый голос и его бесчисленные отголоски, отраженные поверхностью камня, звучали возмущённо. Есения посмотрела на меня, словно прощаясь. О чём она думала в тот миг? Зачем солгала? – Отвечай! – мужской голос требовал правды.

– Михаил… хочет… вернуться домой… Моё «да»… помешало бы ему.

Снова наступила тишина. Меня пробирала дрожь. Когда потребовали объяснений, я удержался, чтобы не взлезть со словами защиты, ведь она опять пыталась меня выгородить, намеренно сказала, «нет», чтобы меня отпустили. И где это сделала? В храме с запертым в углу чудищем. Она необыкновенная – девушка – лучшая в двух мирах. Взяв её дрожащую руку, я тихонько сжал её пальчики и почувствовал, что готов отдать за неё жизнь, окончательно забывая слова из заготовленной речи.

Монстра на нас не натравили и то хорошо. Сбоку открылась невидимая до этого момента дверь и Есении велели выйти.

Я остался один с сотней «застывших мальчишек» вдоль стен и двумя невидимыми дикторами.