Но если бы была только одна эта причина, все равно бы я так сильно не упирался. Всякое в жизни бывало. В конце концов, если женщина просит, да еще так настойчиво, то грех ей не уступить. Не убудет же от меня, верно? Вот только я хоть и не верю в мистику, хоть и скептик по натуре, но все одно — из-за глупостей рисковать не собирался. К тому же факты — вещь упрямая, а они утверждали, что девица и впрямь способна на что-то такое.
Помню я, как там, в Серпухове, униженно ползал на коленях мужик, лишенный за свои блудливые и притом оскорбительные речи мужской силы. Напрочь. И ползал не перед старухой — перед Светозарой. Помню и хищный прищур ее надменных глаз. Она долго стояла, наслаждаясь обретенной над ним властью, внимательно и чуть отрешенно разглядывая, как его кудлатая бороденка метет пыль возле носков ее нарядных синих сапожек, но потом все-таки сжалилась, небрежно-звонко прищелкнула пальцами и негромко произнесла:
— Ладно уж. Ступай отсель. Ослобоняю. Да впредь язычиной своей поганой не больно-то трепи — чай, не баба. — И вдогон: — А ежели избу нашу запалишь, яко надумал, вовсе все отсохнет. — И как припечатала: — Навеки.
Судя по всему, мужик и впрямь думал именно о поджоге, поскольку тотчас сбился с торопливого шага и немедленно перешел на бег, но тут же споткнулся, упал, вскочил и, испуганно оглядываясь на усмехающуюся Светозару, бегом похромал дальше, торопясь скрыться с ее насмешливых глаз.
А ведь этот случай был далеко не единичный. Не знаю, может, она хороший экстрасенс, гипнотизер или еще кто-то — пойди разбери. Да и не в названии дело. Главное — способна. Потому и сделал для себя вывод — лучше не начинать, чтобы у человека не появилось вредных иллюзий, тем более что тут все гораздо хуже, потому как иллюзии у нее уже имеются. И давно. Она ж меня как минимум в постоянные любовники прочит, а то и в мужья — толком не вникал. И это еще до постели, а если переспать? Тогда точно сватов зашлет — домового да водяного с лешим, — попробуй откажись.
А потом одно дело — неразделенная любовь, совсем другое — ревность, а значит, месть. И хорошо, если она эту месть приготовит милому дружку — я за себя не боюсь. А если подлой разлучнице? Княжной рисковать? Тут обычный человек и тот может натворить о-го-го чего, а уж коль отомстить захочет ведьма, впору за крест хвататься…
Только я ни в них, ни в прочую церковную лабуду не верю. Не по мне это. Так что, начни Светозара действовать, опереться смогу только на самого себя, а хватит ли сил — не знаю. Да и не мастак я сражаться с бабами. Если действовать по своим правилам, в открытую — обязательно проиграешь, а по их — противно. Да и какие там у ведьмы правила? Неизвестны они мне. Заговорам, что ли, начать учиться или специалиста пригласить?
Говорил это, но еще раз повторюсь, что я был ей искренне благодарен за то, что она вытащила меня с того света. И ей, и бабке Лушке. Но благодарность — это одно, а любовь — нечто иное. Совсем иное. Я уж и Светозаре попытался объяснить, да куда там. Будто глухая становится. Глазищами только сверкнет в ответ и прошипит неизменное:
— Все одно мой будешь. Вот и поговорили начистоту.
— А как же серьги, боярин? — лепечет остроносый, — Она мне сказывала, похваляючись…
Да какая разница, что она тебе сказывала?
Это две недели назад было, перед очередным разговором со Светозарой. Решил я прокатиться на Пожар. Нет, не по пепелищу — на будущую Красную площадь заглянуть.
Конечно, нынешние торговые ряды даже не одна десятая прежних — гораздо меньше. Однако прикупить то, что я давно задумал, мне удалось. Снедь на телеге, что Пантелеймон привез бабке Л ушке, когда забирал меня от старухи, — это одно. К тому же они от князя, а не от меня. Потому я и считал себя в долгу. Конечно, оплатить возвращенную мне жизнь по-настоящему я не в силах, но хоть как-то, пускай частично…
Бабке Лушке я купил шубу. Хорошую, лисью. Аж двадцать рублей купец запросил, на пятнадцати с полтиной мы с ним по рукам ударили. Серьги Светозаре я выбирал подольше. Как назло, попадались только с синими камешками, а с зелеными нет, и все. Но нашел, купил.
Ух как у девки глаза разгорелись. Оказывается, точно в цвет мои камешки пришлись. Только разгорелись они ненадолго. Едва я сказал слова благодарности про спасенную жизнь и прочее, они у нее тут же и потухли. Поначалу она даже назад мне их протянула.
— Возьми, — говорит. — Опосля подаришь, когда любовь проснется.
Пришлось напомнить.
— Проснулась моя любовь, и давно, да только не к тебе. — И руками развел.
Мол, что я могу поделать. Не властен над собой человек. Кого полюбить, не он решает — сердце ему велит, а оно — штука темная.
Усмехнулась Светозара. Глаза снова бирюзового цвета — злость, значит, пропала. И задумчиво так спросила:
— И чем же она лучше меня, боярин? Али тем, что, как и ты, княжеского роду?
Ну что тут ответишь. Да не лучше и не хуже, а просто никакого сравнения, потому что она — единственная. Решил, что самое удобное и впрямь на род сослаться. Глядишь, понятнее будет. Кивнул, соглашаясь.
— Потому ты ее и выбрал? — скривила она губы.