Не хочу быть полководцем

И вышел. Получалось что-то вроде проверки «на вшивость» — если ему наплевать на Апостола, то он не даст обещания, что не сбежит. Ну что ж, такой Тимоха и нам без надобности. Ну а коль согласится, значит, и мне можно на него положиться. Серьга дал слово, но… только на три месяца, а потому я его не принял, решив ковать железо, пока горячо. Так и заявил ему:

— Не пойдет. Выходит, через три месяца ты от меня фьють и поминай, как звали, а я опять останусь без человека. Да и Апостол может к этому времени не выздороветь, мало ли.

— А что же делать? — расстроился Тимоха.

— Соглашайся на полгода, — предложил я, — а лучше на год, для надежности. Хотя в такое время катить на Дон — конь надорвется. Там ведь зимой снега почти нет, зато грязи — твой жеребец уйдет в нее по самые бабки. Ладно, хватит с тебя и до середины следующего лета.

— А кто тебе сказал, фрязин, что я на коне буду? — горько усмехнулся Тимоха. — Серебра у меня на него нет, а красть — сызмальства таким не занимался.

— О коне и говорить нечего, — отмахнулся я, будто речь шла о чем-то сто раз обговоренном и давно решенном, только Серьга об этом позабыл. — Неужто твоя служба у меня коня не стоит? Само собой. И второго получишь — без сменной лошади в степи нельзя.

— Ты что, фрязин, всерьез?! — не поверил он.

— Я не просто фрязин, но фряжский князь Константин Юрьевич из славного рода Монтекки, — строго заметил я. — А князю нарушать свое слово все одно, что рожей в грязь окунуться, даже хлеще. Ее-то отмыть недолго, а чем с души ложь смоешь? Потому и слово мое так же крепко, как и твое.

— Стало быть, за то, что я у тебя послужу до следующего лета в холопах… — задумчиво протянул Тимоха, но я не дал ему договорить.

— Не в холопах — в стременных, а это куда выше. Что-то вроде помощника, не меньше. Ну и тягот побольше, не без того. Тут не только еду приготовить да платье вычистить и в доме прибрать, но и все прочее. Холоп — он лишь коня подводит да сесть помогает, а стременной в битве еще и спину прикрывает, ежели бой завязывается. — И посоветовал, глядя в разгоревшиеся от таких обещаний глаза Серьги: — Ты подумай, как следует. У меня на службе всякое может случиться, поэтому если боишься, то…

— Я?! Боюсь?! — Возмущению Тимохи не было предела. — Да ежели все так, яко ты сказываешь, да еще с двумя конями, то я верой и правдой, хошь супротив десятка, а то и двух.

— И коня, и бронь, — кивнул я. — Это холоп без оружия, а ты ж ратником будешь, да не простым, а стременным. Тебе без сабельки никак. Правда, получишь не сразу, — поправился я, припомнив, что ныне мои финансы поют романсы. — Но к концу зимы обещаю, что и вооружу, и приодену на загляденье. А там, как знать, может, совсем понравится служба, да ты подольше останешься, — добавил я на всякий случай.

— Э-э-э нет, — сразу насторожился Серьга. — Чтой-то ты…

— Сказано же: если понравится, — тут же осадил я назад, в душе ругая себя за излишнюю торопливость, и на всякий случай добавил: — Тогда же, к концу зимы, чтоб тебе не думалось, мы и вольную на тебя выправим. Мол, обязуешься ты отслужить… ну, скажем, до середины июля, а далее свободен как степной ветерок.

Помогло. Тимоха успокоился, хотя все равно предупредил:

— Гляди, боярин. Коли обман затеял, я все одно сбегу, а коль по правде — вернее меня у тебя человека не будет.

Пришлось побожиться перед иконой, после чего он деловито кивнул и сам в свою очередь присягнул, что будет служить мне верой и правдой. Словом, Годунов, несомненно, выиграл, приобретя богобоязненного парня, но мне почему-то показалось, что и я не проиграл.

При расставании я твердо пообещал Андрюхе, добравшись до Москвы, также выправить на него вольную, чтобы он впоследствии всегда мог уйти со двора Годуновых куда угодно. Сам Борис выразил надежду, что мы с ним еще не раз повидаемся, поскольку мир тесен, а где в Москве подворье князя Воротынского, он знает хорошо и непременно заглянет в гости.

— Я тебя не забуду, Вещун, — многозначительно сказал он напоследок.

Глава 8 МАША, ДА НЕ НАША

Знать встретила Воротынского настороженно, гадая, то ли князь в скором времени окончательно впадет в немилость, то ли царь в память о былых заслугах простит ему все упущения по службе. Учитывая то, что государь так и не предложил Михаиле Ивановичу перебраться в Кремль, хотя места в нем хватало, народ больше склонялся к первой из догадок. Потому никто и не торопился навестить его на подворье, расположенном на Никольской улице и притулившемся задней частью вплотную к монастырю Николы Старого.

— Ни один не заехал, ни один! — метался князь вечерами по светлице, которую выделил для моего проживания.

— Погоди, погоди, — пророчески посулил я. — Скоро от них отбою не будет.

И точно. После того как Иоанн Грозный снизошел к полуопальному, выслушал его предложения по поводу реорганизации рубежной службы и дал «добро» на внесение всех этих новшеств, приказав князю «ведати станицы и сторожи и всякие государевы польные службы», от гостей и впрямь было не отбиться. Вот только теперь Воротынскому стало не до приемов и застолий.