Не комильфо! (СИ)

Но Совесть ничего не ответил, только толкнул меня ногой подальше от себя и выставил защитницу перед собой на тот случай, если я еще раз захочу к нему подойти. Но я этого делать не стал. Просто было кое-что, что заставило меня просто замереть на месте, как завороженный смотреть на мальчика. Он впервые снял свои очки и, положив их рядом с собой на кровати, стал вытирать слезы, стараясь их скрыть, хотя я уже их и так увидел. Господи, неужели я так сильно его ударил?

Но это ушло на второй план. Мальчик, шепотом повторяющий «не комильфо, не комильфо», за что хотелось крикнуть на него «Хватит, комильфошка хренова!», оказался очень красивым без этих своих окуляров. Большие, знакомые шоколадные глаза, которые постоянно скрывались за линзами очков, оказались очень красивыми. Не знаю почему, но я был уверен, что если бы он не заплакал, глаза так и продолжали бы обворожительно блестеть. Даже эта так бесящее меня девчачье каре оказалось парню к лицу. Хотя он теперь был больше похож на представительницу прекрасного пола, мне, почему-то, захотелось его не ударить, как обычно я делаю с парнями с такой внешностью, а поцеловать. Странно, если учесть еще то, что несколько мгновений назад я его ударил.

-Знаешь, Юра, не больно, а приятно! – сквозь слезы огрызнулся мальчик, уже собираясь опять надеть свои очки, так портящие его лицо. Нужно что-то сделать, чтобы он этого не сделал. Но что? Опять заставлять его плакать я не хочу, хватит еще и того, что обо мне сейчас думает это чудо, свалившееся на мою голову. Мне почему-то впервые за последние несколько лет стало стыдно за свой поступок. Не знаю, что послужило тому причиной: моя исправительная неделя или все же пострадавшим от меня Совесть – но факт остается фактом – виноват в этом точно мой Комильфошка. Это имя ему больше подходит, чем Совесть. Скорее всего, это из-за его любимой фразы.

-Зачем ты меня все-таки ударил? – держа очки в правой руке, спросил Совесть, уже больше не плача, но все равно кончик его носа был красным. А что, очень даже мило!

-Я хотел проверить, плод ли ты моего воображения или нет. Если бы да, то больно от того, что ты ударил меня своей пяткой по голове, не было. Верно? Но больно было, значит, ты все-таки существуешь. Хотя сразу же возникает вопрос: «Почему тебя не видит моя мама?» Тогда тебя не существует, получается. Но я тебя могу трогать, понимаешь, не прохожу сквозь твое тело. И, даже, поцеловать тебя могу… – уже тише добавил я и медленно приблизился к покрасневшим от слез губам. Только я легонько их коснулся, ощутил, какие же они холодные и… настоящие, как мне резко ударили ногой в… В общем, вы поняли. Это реально очень больно! Нет, это слово даже рядом не стояло с теми, которыми вообще можно описать это ощущение. Зато я увидел тех самых желтых птичек, которые появляются над головами героев мультфильмов, когда тем больно. Докатились…

Ты! Вообще! Соображаешь! Что! Делаешь! завопил Комильфошка (теперь буду звать его так, ведь скоро я услышу опять эту его излюбленную фразу), вскакивая с кровати и отходя ближе к двери, надеясь тем самым спасти свое тело от моих домогательств. Это все написано было на его лице. – Знаешь, мало того, что ты меня ни во что не ставишь, не слушаешься, используешь в своих гребаных экспериментах, так теперь еще и приставать вздумал, как будто я один из этих… Твоих фанатов, которые готовы по каждому твоему зову прыгнуть тебе в постель. Тебе вообще повезло, что я не ушел от тебя, а остался! Мог бы так не делать, мне лично как-то все равно, что там с тобой после моего ухода станет! Но нет же, я не такой как другие! Я остался, дал тебе второй шанс, а ты… А ты… А ты… Запомни! Запомни, Юра! Настанет такой день, когда тебя поставят перед выбором, приравнивающийся к тому, как выбрать, например, между жизнью и смертью. Тебе вообще никто не сможет помочь. Вот тогда ты и вспомнишь меня, вспомнишь, как я пытался тебя исправить, как я сжалился над тобой и твоим будущим. Но действительно будет уже поздно, потому что помочь выбрать правильный вариант тебе никто не сможет, точнее их не будет вовсе! Если ты, конечно, не исправишься, что вообще нереально! Господи, да что с того, что я тут перед тобой распинаюсь? Результат каким был, таким и останется!

Совесть, раздраженно, как-то грустно и с жалостью посмотрел на меня, мне показалось, что как будто в последний раз, и, на секунду задержавшись у двери, вышел, даже ею не хлопнув, а тихо закрыв. Мне показалось, что этой самой секундой, Совесть дал мне шанс что-то сказать в свое оправдание. Но сказать было нечего. Действительно нечего. Скорее всего, потому что я действительно поступил подло с тем, кто пытался мне помочь.