Не кради мои годы

– Эльвира, прости, что делаю это накануне, – извинилась она. – Но ты прекрасно разбираешься в людях. Не могу поверить, что папа не показывал рукопись хотя бы одному или двум из своих друзей. А ты с ними уже не раз встречалась. Хочу сегодня вечером понаблюдать за их реакцией. Было бы интересно знать твое мнение о том, что происходит. И, конечно, если отец Эйден захочет повторить сегодня вечером то, что папа сказал ему, им всем будет трудно признать, что папа ошибался относительно подлинности этой рукописи. Да простит меня Господь, я очень надеюсь, что ошибаюсь, но начинаю думать, что Чарльз Михаэльсон, возможно, как-то в этом замешан. Не забывай, что они с Лили бывали у нас вместе и демонстрировали свою близость. Я четко помню, что однажды папа отозвался о Чарльзе не очень лестно; и мне кажется, у Михаэльсона были большие проблемы то ли юридического, то ли этического плана.

– С удовольствием приду, – с чувством произнесла Эльвира. – И позволь облегчить твою участь. Я позвоню отцу Эйдену. Если он может прийти, мы его подвезем. Перезвоню через пять минут. Кстати, во сколько нам быть?

– В половине седьмого.

Через четыре минуты телефон снова зазвонил:

– Эйден будет. Увидимся вечером.

* * *

Днем Мария отправилась на долгую прогулку: собраться с мыслями и подготовиться к тому, что может произойти вечером.

«Четверо из тех, кому, вероятнее всего, папа показал рукопись, соберутся за его столом. Чарльз и Альберт уже спрашивали меня, нашла ли я письмо. Двое других могут сделать это за ужином. Грэг сказал, что папа говорил о рукописи, но не показывал ее. Ричард ни разу даже не упомянул о письме. Так или иначе, сегодня вечером они будут говорить об этом».

Мария прибавила шаг, чтобы размяться. Ветерок стал сильнее. Она почувствовала, как волосы, стянутые в узел на затылке, рассыпались по плечам. Слегка улыбнувшись, вспомнила, как отец однажды сказал, что ее длинные черные волосы напоминали ему о Бесс, дочери помещика из поэмы «Горец» Нойеса.

Когда Мария вернулась домой, Бетти сказала, что в ее отсутствие никто не звонил. Она сразу же позвонила в больницу и получила практически тот же ответ, что утром. Мама была в основном спокойна и о ней не спрашивала.

Пришло время одеваться. Похолодание заставило выбрать белую шелковую блузку с длинными рукавами и черные шелковые расклешенные брюки, что показалось Марии хорошим выбором для ужина. Инстинктивно она оставила волосы распущенными, снова вспомнив папино сравнение с Бесс, дочерью помещика.

Первым прибыл Грэг. Как только Мария открыла дверь, он обнял ее. Когда они распрощались в субботу вечером, его поцелуй был коротким и как бы пробным. Теперь он обнял ее крепко и погладил по волосам:

– Мария, ты хоть немного представляешь, как я беспокоюсь за тебя?

Когда она попыталась отодвинуть его, он сразу же ее отпустил. Мария легонько коснулась руками его лица:

– Грэг, для меня это так важно. Это так, но… ты знаешь все, что происходит. Папа был убит всего восемь дней назад. Мама заперта в психиатрической больнице. Я их единственный ребенок. Пока не закончится весь этот кошмар с судилищем мамы, я просто не могу думать о себе.

– И это правильно, – хрипло произнес он, – я хорошо это понимаю, но и ты должна понять, что, если тебе что-то понадобится, в любое время дня и ночи я прослежу, чтобы ты это получила.

Грэг помолчал, словно ему надо было перевести дыхание.

– Мария, скажу это раз – и больше не упомяну, пока ты не пройдешь через весь этот ужас. Я тебя люблю и хочу всегда заботиться о тебе. Но прежде всего хочу тебе помочь. Если психиатры в больнице поступят неправильно, то я найму самых лучших в стране специалистов, которые докажут, что у Кэтлин тяжелая форма болезни Альцгеймера, что она не способна предстать перед судом и что при хорошем уходе и присмотре не представляет угрозы для окружающих, так что ее можно отпустить домой.

Альберт приехал, как обычно, в машине Чарльза. Когда Грэг замолчал, они уже звонили в дверь.

Мария была безгранично благодарна им за вторжение. Она всегда знала, что Грэг был к ней неравнодушен, но лишь теперь полностью осознала силу его чувства. Также полно она оценила его решимость помогать ей. Его пылкость лишь усилила ее стресс, и это равно встревожило и успокоило ее. За несколько дней Мария начала понимать, что в последние годы постоянный страх за ухудшение состояния здоровья мамы и разочарование от связи отца с Лилиан эмоционально ее иссушили.

«Мне двадцать восемь лет, – думала она. – С тех пор как мне исполнилось двадцать два, у меня постоянно болит сердце за маму. За последний год я практически рассталась с отцом, которого боготворила. Поэтому жаль, что у меня нет брата или сестры, с кем можно было бы поделиться. Но знаю одно: надо добиться возвращения мамы домой, чтобы за ней ухаживала хорошая сиделка. Только потом можно будет думать о своей судьбе».