Не красавица

Не знаю, что это — мышечная память или инстинкты, но в этот раз моё тело точно знает, что нужно делать. Обнять его шею, запустить пальцы в волосы, прижаться грудью и бёдрами, не пытаться сдерживать шум дыхания и целовать-целовать-целовать. Гладить подушечками его скулы, ловя покалывание в пальцах, делать язык мягким и податливым, втягивать аромат его кожи и, осмелев, взяться за пуговицу на рубашке, чтобы её расстегнуть. 

Ответ на последнюю вольность приходит незамедлительно: Дан опускает руки мне на бёдра и, сжав их, тянет вверх, так что мои ступни отрываются от пола. Это движение отзывается во мне новой вспышкой огня, и с губ слетает непроизвольный полухрип-полустон. 

— Если ты пока не готова к кухонным экспериментам, то лучше переместиться в спальню. — Не прекращая меня целовать, Дан подталкивает нас к кухонному проёму. 

Не знаю, готова ли я к столь провокационной локации, поэтому на всякий случай возражать не пытаюсь. С Даном мне ничего не страшно. Да, это именно оно: доверие. На столь новой для меня территории, как интимная близость двоих, я ему полностью доверяю. Дан может завязать мне глаза и подвести к обрыву, и я буду уверена, что со мной ничего не случится. Это убеждённость совершенно иррациональна, ведь мы знакомы всего ничего. Ничего не могу с собой поделать: я чувствую, что по-настоящему хорошо его знаю и знаю очень давно. 

Сейчас мама бы сказала, что я наивная дурёха и мужчинам, тем более таким, как Дан, верить совершенно нельзя, но она далеко, а я слишком оглушена его близостью и собственным вожделением. 

Что мы дошли до спальни, я узнаю по темноте и запаху Дана. Здесь он острее, концентрированнее — я ещё в прошлый раз это заметила.

Наш поцелуй неожиданно разрывается, и теперь я отчётливо слышу грохот собственного сердца. От него вибрирует грудь. 

Прикрываю глаза, когда Дан запускает два пальца под пояс моих джинсов и расстёгивает пуговицу. 

— Как ты хочешь? — его голос, звучащий рядом с моим лицом, глубокий и завораживающий. 

— Не знаю… — шепчу я, растерявшись. — А ты как хочешь?

— Я спрашиваю, чего хочешь ты.

Чего хочу я? Не знаю… Всего, наверное. Мне понравится всё, чего захочет Дан. Потому что я хочу, чтобы ему было со мной хорошо… Стоп. Ошибка, Таня… Помнишь, преподаватель по логике говорил, что для конструктивной дискуссии нужно отвечать чётко на поставленный вопрос, а в противном случае велик риск перевести её в демагогию? Дан спросил, чего хочешь именно ты. 

— Сними рубашку, — еле слышно шепчу я, ощущая, как начинают пылать уши. 

Отступив назад, Дан подцепляет края моего свитера и тянет его вверх. Я закрываю глаза и поднимаю руки. Кружевное бельё, надетое на мне, в магазине смотрелось красиво. Не о чем беспокоиться, как бы сильно нишумели голоса в голове. 

Взгляд Дана свободно опускается мне на грудь, в то время как его пальцы расстёгивают рубашку, как я и попросила. 

— А чего хочешь ты? — спрашиваю я, старательно борясь с желанием сгорбиться, чтобы немного себя защитить. 

— Ты за равные условия, да? — Наверное, этот вопрос мог бы прозвучать шутливо, но на лице Дана нет ни тени улыбки. — Это. — Он кивает, указывая на мои бёдра, и сбрасывает расстёгнутую рубашку. — Сними.

Прикусив губу от растущего напряжения, удовлетворяю его просьбу и, наклонившись, начинаю избавляться от джинсов. Модель скинни туго сидит на бёдрах (спасибо Василине, которая выбрала именно её), и едва ли получается делать это грациозно. Но когда поднимаю глаза, Дан смотрит на меня так, что мысли о собственной неуклюжести полностью улетучиваются. Я не знаю второго такого человека, который умел бы ласкать и зажигать тело одним только взглядом. 

— Отлично выглядишь, красавица, — хрипло говорит Дан, берясь за пряжку ремня. — Так чего хочешь ты? Последнее пожелание.

Кровь, нагретая вожделением, беснуется во мне так, что закладывает уши. Я —это снова не я. Потому что в жизни Ракитина Таня далека от такого поведения и подобных мыслей. 

Делаю шаг к Дану и, коснувшись его плеча, встаю на цыпочки. Это действительно не я, ну или я плохо себя знаю. Дан умеет смотреть так, что хочется его удивлять, будучи безбашенно-смелой.

Дотронувшись губами до его виска, немного переиначиваю фразу, которую он сказал мне на ухо в наш первый раз. Грубое грязное слово обжигает язык и делает жар внизу живота невыносимым. 

С колотящимся сердцем я отстраняюсь и заглядываю Дану в глаза. Произнести такое и смущённо отвести взгляд — означает струсить. 

Его зрачки вспыхивают, окрашиваясь чернотой, а ладонь вдруг перехватывает мои скулы. 

— Как скажешь, — глухо вибрирует у меня на губах, и в следующее мгновение я падаю на кровать. 

26

— Давно проснулась? — соннный голос Дана заставляет меня вздрогнуть и затаить дыхание. Его лицо находится совсем близко от моего, но глаза по-прежнему закрыты. 

— Откуда ты знаешь, что я не сплю? — спрашиваю шёпотом , подтягивая уголок одеяла повыше, чтобыприкрыть рот.

— Потому что твоё тело напряжено и дыхание частит.