Не кровные

– Принцесса... Ты – моя сестрёнка, мы родные люди, пусть и не по крови. Давай не будем портить эти отношения сексом. Ему не место в них. Ты ещё жизни как следует не нюхала, не определилась, чего ты хочешь от неё и от людей. Ты ищешь, пробуешь. Я для тебя буду только вот такой ступенькой поиска. И ты пойдёшь дальше. А мне будет больно. Я, знаешь, немножко устала от боли. Сыта ею по горло. Я умею с ней справляться, справлялась не раз, но... Больше не хочу. Ты ещё найдёшь своего человека. И я только порадуюсь за тебя.

Последнее слово упало сухо и надломленно-хрипловато – одновременно с каплей воды из крана. У Карины дрожало всё: губы, ресницы, пальцы и слёзы.

– Я уже нашла этого человека, Слав... Четыре года назад. И четыре года я этого человека люблю – с самого первого дня. Я его встретила на похоронах папы. И пока не нашла никого лучше, роднее, надёжнее, сильнее и прекраснее, чем он. А вернее, она. Ты. Ты – самая-самая... С тобой никто не сравнится. Никто и никогда.

– Ты просто плохо искала, принцесса. Ещё не вечер, – грустно усмехнулась Слава, снова садясь к столу. – Ну, ладно, хватит на сегодня бесед о высоком, пожалуй... Они здорово выматывают. Давай вернёмся к прозе жизни ради разнообразия. Позавтракаем, например. – Она глянула на часы. – А то у меня сегодня ещё тренировка... Хотя я чувствую себя так, будто на соревнованиях выступила. Выжата, как лимон.

Карина, ещё всхлипывая и вздрагивая, накладывала на тарелки геркулесовую кашу с ягодной заморозкой. Такого тускло-сосредоточенного, замкнутого, словно бы выжженного изнутри выражения у неё не было даже на похоронах матери. Всё сияние жизни ушло из неё, остался только усталый надлом, и Слава чувствовала лопатками холодящее дыхание вины. Но ничем помочь не могла. Хорошо, если б её саму кто-то реанимировал...

Придя в спортзал, Слава села на скамейку в раздевалке и закрыла глаза. Она поняла, что просто никакая сейчас. Не было энергии, силы будто утекли сквозь пробоину где-то под сердцем. Но она попыталась восстановиться: сидела и дышала под мысленный счёт, а потом приняла упор лёжа и отжалась пятьдесят раз. Перевела дух и сделала ещё один подход в полсотни отжиманий.

Силы и злость понемногу возвращались. Она отработала свою обычную программу на тренажёрах, поболтала со знакомыми ребятами, а потом перешла в секцию дзюдо. Там был и Виталик, её сослуживец по группе. Что сказать о Виталике? С виду – типичный «шкаф»: череп – под «ноль», в плечах – косая сажень, а лицо – Терминатор Терминатором. На работе это была пуленепробиваемая махина, способная завязать «клиента» узлом и сделать из него кубик Рубика. А дома, с женой и маленькой дочкой – просто большой и добрый парень, любящий и любимый муж и нежный папа. Внешность бывает обманчива. Очень.

На сегодняшней тренировке Слава обошлась с ним жестковато. Нельзя всё-таки давать эмоциям впутываться в другие области, где их быть не должно и где они могут только навредить делу. Слава знала это, но ничего с собой поделать не могла. Так хреново в моральном плане она себя не чувствовала даже после расставаний с девушками.

– Виталь, извини.

– Да лан. – Мощная рука хлопнула Славу по плечу. Он её и как женщину-то не воспринимал. Ну а что? Она сама приложила к этому все усилия и своего добилась. – Не в духе ты сегодня, что ли?

– Есть немного.

– А чё стряслось-то у тебя? Колись давай.

– Да так... Небольшие заморочки. Сестрёнка мелкая... чудит.

Виталик добродушно хмыкнул.

– Ох уж эти детки.

Да уж, дитятко. Напялило кружевные трусы и вертело попой.

Тренировка была окончена, они вместе вышли под мягкий, ласково щекочущий щёки снежок. Слава подбросила Виталика до дома: у того своей машины не было. Предновогоднее настроение безнадёжно спряталось где-то за сонными окнами старых пятиэтажек – не выудить, не вытряхнуть, как засевшего в квартире бандита. Что-то уже совсем ничего не хотелось. Ни ёлки, ни мандаринов. Вообще ничего. Всё это осталось в далёком детстве, ключик от которого потерялся.

– Ну давай...

– Давай. Увидимся.

Они простились рукопожатием у дверцы. Домой не тянуло. Слава мялась, скрипя ботинками по снежному накату, и Виталик, уже поднявшийся было на крыльцо подъезда, обернулся.

– Слав, ты чего?

Она пожала плечами, поморщилась.

– Давай, заходи. Там Натаха обещала пирог рыбный испечь, готов уже, наверно.

Вот так просто: никто никому не лез в душу, не донимал расспросами. Просто прочёл мысли и подставил крепкое плечо. Собственно, плечи обоих отнюдь не были хилыми, но то – физические. А душевные могли порой дрогнуть.

Виталик с семьёй ютился в однушке на третьем этаже старой «хрущёвки». Едва они вошли, как Славу сразу окутало домашнее, вкусно пахнущее тепло. Наташа, невысокая и крепенькая, с ласковыми ямочками на румяных щеках, выглянула с кухни:

– О, Слав, привет! А у нас пирог! С горбушей! М-м... Вкуснятина!