— И чего ты все утро психуешь? — первая подает голос Стеф. — Весь нервный и раздраженный. Слова не скажи.
— Тебе показалось.
— Психуешь, психуешь. На Варлама скалишься и рычишь.
— Если рычу, значит, заслужил. А ты с какой стати его защищаешь? Вы знакомы два часа.
— Просто он хороший парень.
— Как же. Единственное, что есть в нем хорошего — это умение пускать пыль в глаза. Вот это у него мастерски получается.
— Вот опять! Ты скалишься и грубишь. Руслан спокойный и уравновешенный. А ты… ты… — начинает и замолкает.
— А я? — торможу, оборачиваясь. — Чего замолчала?
— Ничего. Забудь.
— Нет уж, договаривай. Какой я, Стеф?
— А ты — это ты! — рычит и сводит брови, кутаясь в Варламовский пиджак.
— Это не ответ.
— Ты — сложный, упрямый, вредный, самовлюбленный павлин. Вот какой! Такой ответ тебя устроит?
— Так значит?! Прекрасно. А ты — глупая, наивная фантазерка, если не понимаешь, что таких, как ты, у этого “хорошего парня” вагон! Можешь не развешивать уши и не смотреть полными обожания глазами. У него на завтрак в койке одна, на ужин две других и на фиг ты ему не сдалась.
— Кого-то мне это сильно напоминает!
— Да я…
— Вот именно, что ты! А отношения Руслана с женщинами не помешают мне с ним дружить!
— Ах, ну, если в твоей Вселенной это так называться, то пожалуйста. Только заметить не успеешь, как он засунет руку тебе в трусы!
— Это ты про Варламова сейчас или про себя?
— Серьезно, блть?! А, вообще, знаешь, Карамелька, делай, что хочешь. По хрен. Я умываю руки!
— Вот и буду!
— Вот и вперед.
— Отлично!
— Просто знай, что ты ни черта не разбираешься в мужиках!
— А ты, надо подумать, разбираешься в девушках?!
— Да уж побольше твоего.
— И что же, кроме размера груди, задницы и вместительности сумочек ты знаешь о женщинах? Удиви меня, Сережа!
— Удивить? — упираю руки в бока. — Да пожалуйста! Например, я знаю, что ты хочешь меня, Ростовцева. И это факт.
Стеф захлопывает рот. Смотрит снизу вверх, а на щеки набегает румянец. Краснеет вся до кончиков ушей. Я попал в точку. Девчонка обескуражена. Отбрыкивается:
— Ты себе льстишь.
— Ну нет. Ты можешь сколько угодно отнекиваться и кусаться, но тебя ко мне тянет!
— Чушь!
— Я знаю это, Стеф! Чувствовал. Что два года назад, что неделю. Ты хочешь, но слишком труслива, чтобы признаться себе в этом, забыться и прыгнуть в омут с головой. Тебе везде нужен гребаный контроль! Поэтому что тогда, что сейчас — ты находишь любой удобный момент, чтобы задеть меня, показав свое безразличие и смотаться трусливо, поджав свой вертлявый хвост.
— Ты не прав!
Я снисходительно улыбаюсь. Серьезно?
Стеф это еще сильнее бесит.
Мимо проходят люди, опасливо поглядывая в нашу сторону. Но тут же спешат смотаться, напоровшись на мой взгляд.
— Я тебя не хочу! Ясно? Заруби себе на носу, — толкает меня ладошками в грудь Ростовцева. — Не хочу! Ты не прав.
Я перехватываю ее запястья, сжимая, дергаю на себя:
— Прав.
— Ты мне не нравишься!
— Но возбуждаю.
— Нет.
— Ладно Варламов, — игнорирую ее упрямое «нет», — хочешь запрыгнуть к нему в койку — пожалуйста! Он поразвлекается и укатит. А Федор твой? Тебе не кажется, что твое вранье самой себе зашло слишком далеко?
— А он-то тут при чем?
— Да при том, что из-за своей трусости ты проживешь все свою жизнь с тряпкой, который за два года не нашел времени отвести любимую женщину в гребаный ЗАГС, Стеф! Он ведь не нужен тебе, ты его не любишь, ты его не хочешь…
— Ты не знаешь, о чем говоришь! Пусти меня немедленно! — дергается, вырывается.
— Знаю! Вижу! Качественно оттраханная женщина не будет сначала стонать в объятиях одного, а потом вешаться на шею, предлагая себя друг… млять, м-м! — шиплю и сжимаю челюсти, хватаясь за щеку. Она зарядила мне звонкую пощечину. Замахнулась от души и врезала так, что перед глазами пляшут черные мушки.
— Какая же ты скотина, — тихо с надрывом шепчет Стеф.
Меня током прошибает.
Я фокусирую свой взгляд на ее лице. Раскраснелась, ноздри раздуваются, как у бешеного бизона. Губы дрожат, она их поджала, в глазах застыли непролитые слезы.
Что я только что… Господи, я такой мудак! Дебил! Такую херь сморозить про «стонала» и «предлагала» Стеф? Придурок конченый! Ни черта ты в бабах не разбираешься, Нагорный. И язык тебе твой в жопу бы засунуть.
— Стеф, пр…
— Замолчи. Видеть тебя не хочу, — крепче перехватывает лацканы пиджака Карамелька. Отступает и срывается с места. Убегает от меня, цокая каблуками.
— Стеф. Стеф, стой! — делаю рывок.
Меня тормозит крепкая рука Вара, вцепившаяся в плечо.
— Ну ты и придурок, Серый.
— Ты вообще не лезь, это не твое дело. Мы сами разберемся.
— Разобрался уже. Такой херни такой девочке наговорить. Верхней башкой не пробовал думать, прежде чем трепаться?
— Слушай ты, гуру-психологии, держись от нее подальше. Усек?
— Ага, усек. А ты иди, проветрись, — вручает мне два рожка с мороженым Рус, — придурок, — недовольно качая головой. — Бемби, стой! — бросается следом за Ростовцевой.
Она позволяет ему себя нагнать. Позволяет себя обнять за плечи. А я гондон!