(Не) любимая жена Владыки драконов

— Если у неё есть молоко, то должен быть ребёнок. Кто сейчас за ним смотрит? Кто кормит? Её можно понять, — развожу руками.

— Ваша доброта не знает границ, госпожа, — Уле с улыбкой качает головой. — Жалеете женщину, которая неустанно изводит нас двое суток. У неё нет своих детей, а её молоко — магия.

— Вот как?.. — хмурюсь.

— Да, госпожа.

В таком случае кормилица просто тоскует по дворцовой жизни, и моё сочувствие к ней отменяется. Вечно я ищу оправдания тем, кто этого не заслуживает.

— Пойду поищу её, — отложив расческу, встаю с пуфика.

Муса кряхтит и ворочается — ещё немного и проснётся. После пробуждения мой малыш первым делом требует еду — никаких игр и общения, пока не поест. Настоящий мужчина растёт!

— Кормилица в кухне, — джинна кривится. — Завтракает.

В доме нет прислуги, только джинны-охранники. Кормилица этим страшно недовольна — привыкла, что в кухне дворца владыки её всегда ждут готовые завтрак, обед и ужин.

Выхожу из комнаты и иду в кухню звать кормилицу. По пути мне попадается не меньше дюжины джиннов-стражей. Хм… Ещё вчера вечером их было всего пятеро на весь дом. Неужели Ханар прислал ещё охрану? Вполне возможно, что так. Но непонятно — это он так обо мне заботится или решил, что я сбегу, чтобы снова обидеть его любимую жёнушку-драконицу?

Вся в мыслях о муже захожу в кухню и встаю на пороге как вкопанная. Кормилица здесь, но занята она совсем не завтраком. Женщина стоит ко мне спиной — капает на пальцы какую-то жидкость, а потом натирает ею грудь. Что-то мне подсказывает, что это не средство от трещин на сосках…

— Доброе утро, — подаю голос.

Кормилица вздрагивает, оборачивается и, поняв, что её застукали, начинает суетиться. Бедняжка не знает, за что схватиться — прячет бутылочку с жидкостью за спиной, а другой рукой пытается стянуть на груди халат. Паника она такая, да.

— Доброе… госпожа, — хрипит почти без голоса.

Я шагаю к ней.

На столе, у которого кормилица развела бурную деятельность, стоит миска с крупой. Я завтракаю кашей и использую только эту крупу — она это отлично знает. Беру миску в руку, нюхаю — ничем посторонним не пахнет, но зёрнышки слегка влажные, словно их окропили жидкостью. Так-так, интересно.

— Чем ты тут занималась? — щурюсь, глядя на кормилицу, и грохаю миску на стол.

— Просто я… обрабатывала грудь специальным маслом, — оправдывается с дрожью в голосе. — Я всегда так делаю перед кормлением. Мне надо идти, госпожа, — собирается смыться по-быстрому.

— Стой!

Щёлкаю пальцами, и дверь кухни закрывается.

— Но мне пора кормить ребёнка! — таращит на меня испуганные глаза.

— Сначала покажи масло, которым мазала грудь, — требую.

Кормилица не спешит отдавать мне пузырёк с жидкостью — хватает воздух ртом и не может толком ничего сказать. Я застала её врасплох. Понимаю. Только не надо делать из меня идиотку! Никакое это не масло для груди.

— Госпожа…

— Бутылочку! — протягиваю раскрытую ладонь. — Живо!

Вместо того чтобы отдать мне склянку, кормилица бросается к запертой двери. На что она надеется — непонятно: снаружи полно стражи, да и я не простушка. Несколько щелчков пальцами — и тяжёлая кухонная утварь срывается со своих мест. Котелки, казаны и сковороды летят к кормилице. Ещё немного магии — и всё это обрушится на глупую голову женщины. Но я не спешу устраивать бойню.

— Смилуйтесь, госпожа! — испуганная до чёртиков кормилица грохается на колени.

Раньше надо было думать о моей милости!

Силой забираю у неё склянку, выдёргиваю пробку и подношу к носу — ничем не пахнет. Но я почти уверена — это яд. Кормилица задумала отравить Мусу, вот и намазала им грудь. И обо мне не забыла — щедро сбрызнула ядом крупу, которой я должна была позавтракать.

— Нет у меня для тебя милости! — цежу зло и, сжав пальцами скулы гадины, заставляю её разжать челюсти.

Содержимое пузырька отправляется ей в рот. Отплеваться не выйдет — я не позволяю, как и добраться до кувшина с водой, который спихиваю со стола с помощью магии. Глиняная посудина разлетается осколками по полу, а кормилица пытается что-то булькать.

— Го… госпожа…

Женщина бледнеет, под глазами вырисовываются чёрные круги, а на лбу выступает испарина. Надо же, какой интересный эффект от безобидного масла!

— У меня есть для тебя кое-что, — срываю со своей шеи цепочку с кулоном-бутыльком. — Это противоядие.

Я бережно хранила лекарство, которое мне когда-то дал Рахат. Перелила его в специальный кулон и носила на шее на случай, если врагам придёт в голову отравить меня. Вышло не совсем так, как я предполагала, но противоядие пригодилось. Кормилица — ворчливая нудная женщина, но кровожадной убийцей её вряд ли можно назвать. У неё просто мозгов не хватит.

— Дайте!.. — она трясётся и тянет руки к склянке с противоядием.

— Не так быстро, — делаю шаг назад. — Назови имя того, кто дал тебе яд и велел убить нас с Мусой.

— Шахаан! — выкрикивает кормилица и получает от меня сосуд с «избавлением» от смерти.

Она жадно выпивает всё до последней капли и опускается на пол. Сил бежать у этой женщины нет. И, подозреваю, не будет ещё долго — отрава была серьёзная.