Не любите меня! Господа! (СИ)

Ранняя весна на юге — необыкновенное время года. Нет понятия весны как такового, просто после холода становится очень-очень тепло. Мгновенно, из ниоткуда, в воздухе появляются мошки, бабочки, пчелы. Земля будто вздыхает, отогревшись от промозглых зимних дождей с редким снегом и холодных ветров. Внезапно оказывается, что воздух наполнен невероятными ароматами свежести и заливистым пением птиц. Тут же, прямо на глазах, на ветвях вишни набухают почки, из которых распускаются розово-белые цветы, благоухающие на всю округу. Город оживает после зимы. Мальчишки, бегавшие с газетами по площади в тулупах и шапчонках, теперь в рубашках и портах, а торговки сменили полушубки на платья и шали. Извозчики, зимой зябко кутавшиеся в свои тулупы, повеселели, и даже их лошади, кажется, стали живее, жуя молодую травку, которая появляется то тут то там на жирных черных прогалинах земли, мгновенно впитавшей всю влагу прошедшей зимы.

Апрель. Волшебный апрель, дарящий жизнь и надежду. Впервые за последние несколько недель Юлия вышла во двор особняка и с наслаждением вдыхала ароматы весеннего города. Рядом из булочной доносились запахи ванили, корицы и свежей выпечки. Юлия подошла к вишне, усыпанной шапкой благоухающих цветов и, погладив нежные лепестки, подняла голову к солнцу. Верно говорил папенька. Весной всё оживает, и она тоже ожила. Хотелось петь, хотелось закружиться в танце, хотелось любви, хотелось счастья. Совсем забытое за последний десяток лет чувство непонятного хмельного веселья, как той самой весной много лет назад одолевало и днем и ночью. Она смотрела на набухшие почки, с проклюнувшимися листочками, на яркую сочную зелень молодой травы и все острее понимала, как ей хочется жить. И все-таки одна мысль по-прежнему не давала ей покоя. Каждый день наблюдая в окно за особняком Истоминых, она ни разу не видела, ни Андрея, ни Натали. Только однажды, когда февральской метелью намело сугробы, она увидела мальчика, выскочившего во двор и с радостью барахтавшегося в снегу, а затем скрывшегося в беседке. Издалека мальчик был похож на Андрея, но точно знать его ли это сын или сын кого-либо из прислуги она не могла. Нянька Марья, верно снабжавшая её последними сведениями из генерал-губернаторского особняка, слегла с подагрой, сведений было почерпнуть больше неоткуда, и Юлия приняла решение написать Андрею. В записке она рассказывала о происшедшем много лет назад, об интригах, которые плели Натали с отцом и об истинных причинах их расставания. Колька, только и ждущий какого либо поручения и жаждущий угодить хозяйке взялся доставить письмо в имение Истоминых за городом и передать Андрею лично в руки.

Надежда вновь затеплилась слабым огоньком в её сердце и вкупе с весной зажгла те самые огни в её глазах, которые так давно мечтал увидеть Деменев. Отрада его жизни вновь ожила. Перед своим отъездом в Тюмень, для завершения сезона и заключения договоров о продажи завода и рудников, решено было дать бал-маскарад сразу после пасхи, посвященный возвращению Юлии и встрече весны. Подготовка к нему была в самом разгаре и маменька с Юлией подписывали приглашения местной знати. Деменев вошел в зал, где усердно трудились его домочадцы.

— Юленька, я должен спросить тебя, достаточно ли ты оправилась от всего случившегося, чтобы мы делали этот прием?

— Достаточно, папенька. А почему ты спрашиваешь, и так, по-моему, все видно.

— Я к тому, что, приглашая казачьего голову и начальника тюрьмы нельзя не пригласить генерал-губернатора, а соответственно и его домочадцев.

Юлия вздрогнула. Значит, она увидит Андрея. Она сможет ему все рассказать. Зря она отправила Кольку с письмом в поместье. Тревога за него не оставляла её все эти дни. Он довольно долго не возвращался, неужели он так и не нашел Андрея.

— Так что, Юленька? — Деменев вопросительно смотрел на дочь.

— Папенька, ну надо так надо, приглашайте, кого считаете нужным. Я себя достаточно хорошо чувствую, чтобы принять Истоминых.

Деменев поморщился:

— Я про те интриги, которые плел сват генерал-губернатора, из-за которых ты тогда сбежала, помнишь?

— Да уж, — маменька вмешалась в разговор, — наделала ты тогда шуму по всему городу, уж как тогда мы все переполошились. Няня Марья тогда и вовсе чуть не померла от испуга, да и я, признаться пережила: сбежать в Тюмень, без спросу, самой всю Россию пересечь, да с пятью червонцами в кармане, хорошо батюшка твой еще в дорогу в Екатеринодар тогда не тронулся, застала ты его на заводе, а то не знаю, что бы с тобой было.