Не знаю, какое там привиденье висит в Переделкине у балкона. Я на рынке, Петровско-Разумовская. У входа в мою палатку на вешалках тряпье – его берут узбеки, наши давно насытились Хозяин – барин, ему видней… торгую, чем он велел. Прячусь под тентом – жарко и нудно. Хорошо ли мне было в Гидропроекте? теперь уже трудно понять. Бежали утром, боялись на пять минут опоздать. Вздрагивали, если входил начальник – он измывался над нами: обыскивал наши столы, выбрасывал туфли в помойку. Однако был хоть какой-то флирт, спорили шепотом, ходили вместе на митинги в поддержку Ельцина (после локти кусали). Размножали широкой печатью Фрейда. Учили тайком английский. Читали толстые журналы, когда в них стали публиковать без цензуры. Передавали друг другу, зачитывали до дыр. Кому-то впрок не пошло, а меня зацепило, и насчет Юркиных жалких стихов небось меня не проведешь. Сижу, располневшая тетка обыкновенной наружности. Сорок один год, углы губ опущены, жесткий взгляд. Кругом молодые нацмены к одиноким москвичкам шьются. Я не одна, я гораздо более одинока. Месяц назад начало деяться чудо. Пришел тут один изможденный, небритый – лет пятьдесят – и с раскладного стола хотел торговать кошельками. Загородил мне вход, я его облаяла. Стал неловко сматывать удочки – уронил мои вешалки. Подбирали вдвоем. Первое же прикосновенье решило дело. Сытый голодного не разумеет, а мы были равные. Не только в этом. Он инженер по холодильным установкам. Лучше пошел бы чинить холодильники, чем торговать кошельками. Нет, говорит… схвачено. Живет один! в однокомнатной! на улице Костякова, возле бывшего своего института, так и прозванного: холодильник. Там зимою всегда обтаявшие тротуары. Нам по дороге… мне на Соломенную Сторожку. Сдавши баулы в камеру, ходили пешком домой. Юра отчалил в Переделкино. Время тикало, Павел медлил, я нервничала – боялась попросить меня проводить, такую самостоятельную. Отвязанным Владикам-Тёмкам нас, затюканных, не понять. Вскоре Павлом занялась моя соседка по рынку, двадцатисемилетняя хохлушка Наташа. Мужик проявляет, активность, есть квартира – надо хватать. Куй железо, пока горячо. Чудо не состоялось. Но меня ровно подменили. Безо всяких на то оснований я хорошею и жду.
Я тебе вчера говорил: повидаю мать, пока нет занятий, пока отец в Переделкине разыгрывает дурака. На семьдесят втором почти от нас – от улицы Лавочкина, до Дмитровского шоссе. Сижу с плеером, мне не в лом. Шагаю от остановки и вижу на той стороне: идет, молодая, тихая, с высоким худым мужиком. Я поскорей свалил… хорошо, что не позвонил. Что ты об этом думаешь, Тёма? кудряво? нет, ты скажи.
Юра вернулся из Переделкина вконец рехнувшийся. Развесил на стенах фотографии: он читает в сумрачном холле. Аудитория состоит из весьма немолодых дам. Те какое-то время звонили: беспокоились о Юриной литературной судьбе. If I know anything about anything, никакой литературной судьбы Юре не полагается. Если не дай Бог прорвется – бывает – из этого гадкого утенка такой выйдет гусь! всех защиплет. Ни вкуса, ни слуха, ни чувства меры. Что, что? я злобная тетка, а он гений? мы всегда пробрасываемся? японцы скупают изобретенья, в патентованье которых Россия отказала? Полно, милочка. Вы нашли бледную поганку в моем огороде. Что? он просто беззаветно влюблен в российскую словесность? для него не важна победа, а важно участие? не похоже, голубушка. Такие, уж коли вылезут наверх – никому больше взобраться не дадут. Царь горы – есть такая игра. Да, я вышла за него… он тогда был скромный парень - дурь нашла на него позже. Развод? может быть… не сейчас. Прощайте, дорогуша. Конец связи.
Ишь как заговорила, вражина. Долго прикидывалась. Нет, дело не в одном Гидропроекте. Из какой щели выползла? К стенке! немедля! я тебя породила, я тебя и убью (разгневанный автор).
Шла первая – неполная – учебная неделя. Сухой сентябрь, шелестящие жесткой листвой дубы. Я дежурил: отправил ребят, ремонтировал плату, ждал Тёму – дискотека подходила к концу. Он позвонил: не успевает, ботанит. Давай без меня, выходи только со всеми. Мне было по барабану – со всеми или без всех. Иду, не слежу за базаром. Витька с тремя парнями вырос из-под земли. Я пригнулся и принял удар ниже пояса как легкий толчок в плечо. Потом оказалось: нож ткнулся в ключицу, соскользнул и упал. Я метнулся обратно к крыльцу – тут высыпала дискотека. Кто-то окликнул: Влад! и сразу семь-восемь наших парней бросились наперерез, чтоб отогнать тех четверых от стоянки. Но пятый прятался в тачке – стартанул и сумел посадить четверых при выезде со двора. Отработано. Рана – пустяк, взяли ватный тампон у девчонок. Кто-то звонил Тёме, вез меня на Речной. И никаких ментов, а то дискотеке конец. У предков бываю редко… отмечусь, когда заживет.
Я увидала шрам сразу – Влад молчал, точно партизан. В другой раз пырнут посильнее, ну а Юре на всё плевать (Нина).
Парень вырос – нечего делать… за ручку его не возьмешь. Владик, пойдем в зоопарк! Кончай пилить, отвяжись (Юрий).